Книга Любой ценой - Лоренсо Сильва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малоун сделал этот эскиз два дня назад, когда вдруг стало совсем невмоготу от тоски по Сиене.
— Да, действительно что-то новое, — пробормотал Белласар дрогнувшим голосом. — Как всегда, потрясающе.
— Тебе нравится? Особенно хорош след ботинка. Пятна крови тоже очень украшают. Советую вставить эскиз в рамку и повесить на стену.
Белласар не отрывал глаз от эскиза.
— Потрясающе, — повторил он, передавая лист телохранителю, — Хм, по-видимому, я ошибся.
— За твои ошибки пришлось расплачиваться моему лицу.
— Я сейчас же пришлю доктора.
Малоун снова промокнул кровь. И тут в дверях появилась Сиена.
Белласар взглянул на жену:
— Все в порядке, дорогая. Тебе не о чем беспокоиться. Завтра сможешь снова начать позировать для второго портрета.
Белласара на пороге террасы дожидались двое русских. Он отошел с ними в сторону, а Малоун и Сиена остались стоять, молча глядя друг на друга. Все было ясно без слов. Краем глаза Малоун цепко разглядывал русских, стараясь как можно лучше запомнить их лица.
Наконец Белласар закончил и в сопровождении своей свиты направился к парадному входу в замок.
Поднимаясь по лестнице, хозяин оглянулся.
— Отныне, если вдруг потребуется работать ночью, нужно будет сообщить об этом охраннику.
— То есть я становлюсь заключенным?
Белласар не ответил. Поднявшись на верхнюю площадку, он взял Сиену под руку и повел по коридору. За ними последовали двое телохранителей. Третий остался с Малоуном.
— Нет, моя дорогая, мы еще разговор не закончили, — послышался сверху голос Белласара.
Малоун поплелся в свою комнату. Охранник остался в коридоре. Через несколько минут к нему постучал полный человек с медицинским саквояжем в руке.
Он отвел Малоуна в ванную, смыл кровь и обработал раны. Разбитые губы тревоги не вызывали. Зубы, слава Богу, уцелели, а вот скулу повредили довольно серьезно. Удар фонарем оказался нешуточным, так что доктору пришлось наложить пять швов.
— Лицо не мочить, — сказал он с сильным французским акцентом. — А это обезболивающие таблетки. Принимайте по две каждые шесть часов. Утром я зайду вас навестить.
Когда доктор выходил, в коридоре напротив двери мелькнул охранник. Малоун заперся, снял забрызганную кровью одежду и бросил в плетеную корзину. Затем долго стоял под душем, запрокинув голову, чтобы не намочить лицо.
«Сволочь, какая сволочь! — Малоун пытался унять вскипающую в груди ярость. — Ну ничего, еще не вечер. Мы поквитаемся. — Он свирепо тер мочалкой тело. — А ведь план чуть не провалился. Все, кажется, обошлось, чудом обошлось. Главное — теперь снова не ошибиться. Иначе конец».
Выйдя из-под душа и растеревшись полотенцем, Малоун наконец взглянул на себя в зеркало. Вид был примерно таким, как и ожидалось. Не лучше, но и не хуже. Разумеется, никаких таблеток он принимать не собирался. От Белласара можно ожидать любой пакости, в том числе и наркотиков.
Надев трусы и футболку, Малоун схватил альбом для эскизов и плюхнулся в кресло. Несколько минут сидел, прикрыв глаза, а затем встряхнулся и начал рисовать лицо русского, которого видел утром в день приезда. Овальное лицо, глубоко посаженные глаза, высокий лоб. Какая же у него челюсть? Ага, вот так. Дальше — брови. Малоун быстро набрасывал штрихи. Кажется, похож. Он уточнил некоторые детали, после чего портрет показался ему еще больше похожим на оригинал. Эскиз подновлялся три раза. На это ушло минут двадцать. Затем он отложил его в сторону и принялся за портрет второго — высокого, крепко сложенного, с густыми бровями и крупными чертами лица. На это потребовалось больше времени, но примерно через полчаса работа подошла к концу.
Затем Малоун перевернул оба рисунка изображениями вниз, и немедленно начал снова рисовать первого русского. На этот раз дело пошло быстрее. Минут через десять эскиз был готов. Затем то же самое Малоун проделал и с рисунком второго русского. А потом сравнил эти эскизы с предыдущими, отмечая различия. После этого повторил процесс снова. А потом еще раз. И еще. Причем на создание очередной версии времени у него уходило все меньше и меньше.
Убедившись, что образы обоих русских прочно закрепились в памяти и что он способен в любой момент выдать рисунок любого из них, Малоун аккуратно сложил каждый лист вчетверо, а после этого в гармошку. Затем отнес листы в ванную и сжег, поставив поочередно каждый на раковину и наблюдая, как пламя поглощает бумагу. Поджигался обязательно верх гармошки. В этом случае пламя было ровное и почти не давало дыма. Этот прием Малоуну показал когда-то школьный учитель физики. Вот и школьный опыт пригодился, думал Малоун, смывая пепел в раковину. Можно было, конечно, порвать эскизы на мелкие клочки и спустить в унитаз, но он мог засориться, и тогда эти клочки выплыли бы наружу. Горничная, которая придет убирать комнату, их обнаружит и обязательно доложит Белласару, который наверняка обязал прислугу сообщать обо всем, что покажется необычным. Таким образом, Белласар без труда выяснит, что Малоун пытался рисовать портреты русских.
Губы болели, скула горела, а главное, на душе было скверно. Малоун проветрил комнату, убедившись, что дым рассеялся, а затем лег в постель и заставил себя заснуть.
Часы показывали пять утра.
— Доброе утро. — У входа в солярий стояла Сиена.
Малоун улыбнулся:
— Доброе утро. Почему вы не пришли на завтрак?
Сиена опустила глаза.
— Что-то нет аппетита.
Сегодня ее движения были не такими вялыми, как накануне ночью, но все равно она выглядела не лучшим образом. Лицо бледное, слегка отекшее, глаза ввалились.
— Болит? — спросила она, не глядя на Малоуна.
— Все нормально, — произнес он беззаботно. — Только вот надуть губы что-то пока не получается. — Эта слабая попытка пошутить была, конечно, неудачной, но ничего лучше он придумать не смог, слишком волновался. Предстоял серьезный разговор, от результатов которого зависело все остальное. В том числе и его судьба. — А вы? — спросил он мягко.
— Хорошо.
— Как в Стамбуле?
— Влажно. Многолюдно.
— Мне показалось...
Мимо солярия прошла горничная.
— Может быть, начнем? — На Сиене была широкая бежевая полотняная юбка, открывающая лишь лодыжки, серовато-бежевый пуловер и босоножки. Она все время теребила края пуловера. — Теперь мой супруг желает, чтобы я позировала обнаженной только до пояса.
Малоун удивленно вскинул брови, однако ничего не сказал.
— Где, по-вашему, я должна расположиться? — спросила она.