Книга Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - Дмитрий Емец

Девушка, вероятно, уловила что-то в его голосе,потому что, взглянув на него уже с меньшей настороженностью, сказала:

– Мосфильмовская улица.

– На Мосфильмовскую, – повторил Эдяводителю, пытаясь сообразить, в состоянии ли девушка расплатиться за такси. Техденег, что были у него у самого, едва хватило бы на идиллическую поездку вметро.

Водитель – а это был типичнейший бомбилавосточных кровей – страстный как Мамай и знавший Москву как поляки, сгинувшиепод руководством Ивана Сусанина – кивнул, и убитая «шестерка» начала двигатьсяв приблизительно верном направлении.

Девушка молчала. Эдя украдкой разглядел ее ипонял, что, составляя первое впечатление о ней, допустил две неточности. Перваязаключалась в том, что девушка, показавшаяся ему вначале серой мышкой, была насамом деле красива, причем именно той красотой, которая позволяет говоритьсразу о красоте, перешагивая разгонные стадии «бывает и хуже», «ноги ничего,прямые» и «хорошенькая». У нее было то продолговатое, совсем не хищное, ночетко очерченное лицо, какое нередко изображают на византийских иконах – лицо стонким носом и темными, не сомкнутыми на переносице бровями. Вторая неточностьсостояла в определении ее возраста. Теперь в такси Эде ясно видно было, чтоперед ним не вчерашний подросток, а девушка лет двадцати двух.

– Почему вы не дали мне прыгнуть? Разве вамбыло не все равно? – спросила девушка, заметив, что Эдя на нее смотрит.Пока что она пряталась за «вы» и не подпускала Хаврона на расстояние «ты».

– А шут его знает. Думал, все равно.Оказалось, не все равно, – сам себе удивился Эдя.

Некоторое время он порылся в своих несложныхчувствах и спросил:

– Вас как зовут?

Девушка почему-то смутилась.

– Анна... Аня, – ответила она, помедлив.

Хаврон усмехнулся. Многие девушки почему-тоименно так сообщают свои имена, будто это главная тайна, которую им доверилародина.

Эдя заверил ее, что догадывается, что Анна –это Аня, а не Неонила. Тут Эдя слегка сбился, недовольный качеством шутки.Сплошь и рядом так бывает. Начал шутить и понял, что запорол. И рад бызамолчать, да отступать поздно. Тут остается только добавить уверенности вголосе и ехать на танке дальше.

– А вас как зовут? – спросила Аня.

Эдя хмыкнул.

– Ну мы прямо как в детском садике. «А сколькотебе годиков? А где твоя мама?»

– Почему бы и нет? Детство – самое светлоевремя в жизни человека, – убежденно сказала Аня.

– Угум. Светлое. С точки зрения пенсионера.Сами дети так никогда не считают... Хм, Эдуард меня зовут, – сказалХаврон. Он ненавидел свое полное имя. Впрочем, как и свою не слишком звучнуюфамилию.

Мелькали дома с редкими освещеннымичетырехугольниками окон. Эдя смотрел в окно справа. Аня – в окно слева. Бомбилатерзал ручку автомагнитолы, и она захлебывалась в случайных звуках.

Девушка еще продолжала по инерции всхлипывать,но уже намного реже – успокоилась. Когда она вновь повернулась к Эде, ее глазауже смотрели по-другому – наивнее и мягче. Хаврон подумал, что в жизни она нетакая резкая, как ему показалось вначале.

– Ну вот вы... вот ты и успокоилась! Все вновьстало апельсиново! – сказал он оптимистично.

– Апельсиново?

– Ну да. Несчастного человека сразу видно. Онточно раненая антилопа бредет по саванне и умоляет, чтобы его поскорее добили.

– И что надо? Добить? – резко спросиладевушка.

– Да нет. Скорее помочь... Правда, тут естьодна проблема... – осторожно сказал Эдя.

– Какая? – голос девушки звучал уже нетак категорично.

– Существует риск, что антилопа войдет во вкуси будет прикидываться раненой даже в здоровом состоянии, отравляя жизнь себе идругим. Вот таких антилоп лучше, пожалуй, добить, – сказал Эдя задумчиво.

В теории он был гораздо циничнее, чем напрактике. Такое бывает сплошь и рядом. На словах готовы идти по трупам, а самижалостливо освобождаем мух, заточенных между рамами.

Разговор возобновился. Эдя уже не пыталсяюморить из всех положений, как кот, всегда падающий на лапы, и на время сталвполне вменяемым человеком. Водитель, отгороженный от них стеной музыки, немешал. По всем признакам, он был человек самодостаточный. Изредка он хлопалладонью по рулю и что-то произносил, обращаясь явно сам к себе.

В сумке у девушки пискнул мобильник, сообщая,что пришло сообщение. Аня рассеянно потянулась за телефоном, просмотреласообщение и, не отвечая, удалила. Умный Эдя заключил, что отправитель сообщенияудален из сердца еще раньше.

– Так почему, если не секрет, ты решилапрыгнуть с моста? – спросил он.

Аня нахохлилась, как больной голубь, сидящийзимой у теплой отдушины в подвал.

– Мне было физически плохо, – сказалаона.

– Логика прослеживается. И ты решила, что,если искупаешься, тебе будет физически хорошо? – уточнил Эдя.

– Нет. Я подумала, что если умру, то голосаоставят меня в покое, – ответила девушка.

Произнесено это было совсем просто, какобычное озвучивание факта.

– А-а-а! Голоса! Ну тогда... да...понимаю... – озадаченно протянул Эдя.

Он с детства побаивался людей, которые слышатпотусторонние голоса. Мало ли, что у этого голоса на уме. А ну как он скажет:«Детка, облей кипятком Эдю Хаврона и пырни его ножом!»

Минут десять они молчали, разглядывая узкуюполосу дороги в лобовом стекле. Машина неслась по ночной Москве с неразумнойотвагой. Ремней – не только задних, но и передних, в автомобиле не существовалов принципе. Бомбила же явно скучал по горной серпантинке. Эде периодическиначинало казаться, что его колымага может затормозить только о столб. С другойстороны, тот факт, что бомбила до сих пор был жив, позволял надеяться, что онразобьется не сегодня, а в какой-то другой день.

– Вы, конечно, думаете, что я больная. Илипросто мне не верите! – произнесла Аня с замороженной улыбкой.

Эдя насторожился. Когда он работал вресторане, с такой улыбкой у него обычно просили взять вместо уплаты по счетукольцо или телефон.

– Почему не верю? Я по жизни доверчивый. Вовсе верю, даже в зелененьких человечков, – сказал он.

Аня сунула руку в сумочку и достала очки.Металлическая оправа, выпуклые стекла. «А... так вот почему у нее такиетаинственные и беззащитные глаза! У всех очкариков такие! Это их визитка!» –подумал Эдя.

– С очков все и началось, – сказала Аня.

Эдя почти не удивился. Уж так его устроилаприрода, что он редко чему-то удивлялся.