Книга Угроза вторжения - Олег Маркеев

Он беззвучно прошел к двери, посмотрел глазок и лишь потом нажал кнопку на трубке.

— Слушаю.

— Максима можно?

— Это я.

— Вам привет от Никиты. Он просил оставаться дома еще три дня.

— И ни в магазин, ни по бабам?

В трубке ненадолго замолчали, потом уже другой голос сказал:

— По бабам можно. В магазин — тем более. Особо не пить. И каждый день в десять часов утра быть у телефона.

— Хорошо что не вечера, — буркнул Максимов. — Все?

— Да. До встречи.

Максимов вернулся в комнату. Взял со стола новую сигарету, стал собирать обрывки ветоши в пакет из-под молока.

«Через три дня бросят в работу. Отпуск окончен. — Он погладил теплую рукоять пистолета и вздохнул. — Не беспокойся. Ритуал сбили, но это не дурной знак, не напрягайся. Бывало и хуже, но проносило. — Опять зазвенел телефон. — Черт, как прорвало!»

Квартира до Максимова пустовала с месяц, но до сих пор его тревожили вечерние звонки. Судя по мужским голосам, предыдущий жилец был «лицом кавказской национальности». Явный перевес женских голосов ближе к полуночи говорил, что сын гор импотенцией не страдал.

— Да! — бросил Максимов в трубку и покосился на дверь.

— Это клуб «Природа»? Я насчет собаки…

— Нет, барышня, это институт землетрясений!

— Ой! А мне дали этот телефон.

— Не могли, — строго прервал ее Максимов голосом начальника режима из отставных вояк. — Это секретное учреждение.

— Извините. А вы не шутите?

— Шучу, конечно. Квартира это. Из домашних животных у меня только тараканы. Пока, красавица.

«Сигнал принят», — мысленно добавил он. Об этом звонке они договорились с Посланником. Его вызвали на последний контакт, когда и как произойдет новый — думать было рано. А о том, что его может и не быть вовсе, думать не хотелось.

Через десять минут он вышел к мусоропроводу. Ветошь, лоскутки, тряпки и газеты были рассованы по разным пакетам. Содержимое ведра обильно полито сверху уксусом, чтобы перебить характерный запах ружейного масла.

Чья-то шаловливая рука красным маркером написала на трубе мусоропровода: «Дора — сука».

Максимов улыбнулся и провел рукой по надписи. Краска еще пачкала пальцы.

Вряд ли в подъезде жила девушка с таким именем. Это был знак, оставленный кем-то из людей Посланника. Если отбросить последнюю букву, слово приобретало законченный смысл, беспощадный, как приговор: «ДОР».

«Не хило! Вот так сразу — и Дело Оперативной Разработки пришили. Дяденьки, за что? — веселился в душе Максимов. — А за все сразу. За Карабах, за август-октябрь, да мало ли за что? „ДОР с окраской терроризм“ — это звучит. Кстати, отрезает тебе пути отхода и сводит шансы выбраться из дела живым практически до нуля».

Вчера он с Посланником прокачал все возможные варианты. Если судить по полученному только что сообщению, ситуация сразу же стала развиваться по самому худшему из них. С самого начала операции заказчик решил задействовать все возможности Службы Безопасности Президента для надежного блокирования Максимова. При первой же попытке выйти из дела на его след поставят всех сыскарей страны. Будут травить, как матерого террориста, способного организовать акт «центрального террора» — шлепнуть кого-нибудь из кремлевских небожителей. От страха и в предвкушении обязательных в таком случае орденов травить будут, высунув от усердия языки.

«Интересно, зачем тогда наши внедряют меня в эту операцию? Без надежной связи с Орденом, с первого дня под „колпаком“, так еще, как выясняется, и все пути назад заранее отрезаны! — подумал он, досадливо покачав головой. — Разведка боем, как и обещали».

Максимов огляделся по сторонам. Где-то должны были оставить еще один знак. Мало предупредить, надо еще пожелать удачи, так было принято. Сам он никогда не забывал. Как оказалось, и связной Ордена свято чтил это негласное правило.

То, что искал Максимов, было нарисовано прямо на оконном стекле. Маленький значок в правом нижнем углу. Чужой даже не поймет. Похоже на восьмерку с острыми углами.

Максимов лишь коснулся знака, но, суеверный, как все, ходящие по лезвию ножа, стирать не стал.

— «Дагас», — прошептал он древнее имя рунического знака: «Действуй с верой, пусть даже придется с пустыми руками прыгнуть в пустоту. Угадай момент — и ты изменишь жизнь». — Скрытый смысл знака был известен лишь посвященным в магию рун.[4]

Вся магия рун, как объяснили Максимову Учителя, сводится к простой истине: жизнь непредсказуема лишь потому, что наш разум не в силах уловить ее многообразие. Нам доступен лишь абрис, примитивная схема сложнейших взаимодействий, которая и есть — Жизнь. Так какая разница, какими знаками — мы записываем едва ощущаемую гармонию Вселенной? Шесть палочек И-Цзын, руны, карты Таро, кофейная гуща или косточки, рассыпанные рукой шамана… Знак может быть любым, лишь бы ты, всмотревшись в него, услышал голос Истины. Порой он едва слышен, как утренний ветер в траве, порой — подобен удару набатного колокола.

«Счастлив тот, кто научился хранить Покой внутри себя, потому что только так может быть услышан голос Истины. Дважды счастлив тот, кто, внимая этому голосу, приводит себя в гармонию со Вселенной. Но трижды счастлив и непобедим тот, кто научился действовать, не нарушая этой гармонии. Спокойствие, мужество, мудрость — это все, что требуется читающему знаки рун. Но разве не эти три качества отличают Воина от простых смертных?» — вспомнил Максимов слова Учителя.

Он вернулся в квартиру, закрыл дверь и опустился на пол. Боялся вспугнуть возникшее в душе предчувствие.

«Сейчас начнется. Сейчас… — Он заставил тело расслабиться. — Да-а-а, — произнес он, глубоко, до головокружения вдохнув. — Гас-с-с. — Он протяжно выдохнул сквозь сжатые зубы. — Да-а-а Гас-сс, Да-а-а Гас-с. Дагас».

* * *

Началось. Тело рвалось сквозь липкую вязкую темноту вверх, туда, где должен был быть свет. Он изогнул спину дугой, прорезая темноту, как кривой клинок. Выше, выше, выше…

Свет вспыхнул неожиданно. Кругом был только яркий, слепящий свет. Тьма, он знал, осталась внизу. Его несло вверх. Легкие распирало от солнечного ветра. «Да-а-а!» — гудела каждая клеточка тела, распираемая этим пронизывающим все слепящим, ветром.