Книга Выбор оружия - Виктор Суворов

Ясно, что потом последует отчисление из группы, а вот что после этого – неизвестно. Потому – лучше не попадаться. Потому надо пройти Москву тенью, пройти привидением, пройти так, чтобы не заметили.

Сегодня урок выживания. И, как все предыдущие, он усложнен тем, что надо думать не только о скорости и направлении, не только о своей безопасности, но и о чем-то другом. Это другое задано на старте: сочинение на тему «Почему надо истреблять царей, королей и императоров». Пройдя маршрут, надо будет не валиться в траву, не хватать воду большими глотками, а писать. На финише руки дрожать будут, мысли путаться, а глаза слипаться, и времени на сочинение – тридцать минут. Действуй как нравится: можешь в пути все обмозговать и написать. В общем, каждый сам свой выбор делает…

11

– Ты зачем пришел в мою страну? – тихо Сталин спросил, как только закрылась дверь за последним из совещавшихся.

– Ты меня звал.

– Я охотился за тобой, я посылал людей…

– За мной все охотятся: Гитлер, Черчилль, Рузвельт. И ты тоже. В Берлине меня встретили два американца. Но я-то понял: на тебя работают. Я просто увидел за ними твою трубку. И усы. Твоих посланцев я прогнал. Но еще до того… ты меня звал. Я слышал твой зов.

– Правильно. Я тебя звал.

– Зачем?

– Ты, Мессер, будешь мне служить.

– Я не буду тебе служить.

– Почему?

– Я сильнее тебя. Ты, Сталин, слабее. Сильный подчиняет слабого, а не наоборот.

– Ты, Мессер, мне силу свою показал, но моей силы еще не видел. Теперь мое время. Теперь моя очередь силу показывать.

12

Чумазый мальчишка-оборванец из рукава вытащил мятый букетик ландышей и положил на красный гранит прямо под надписью: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия, лета 1818-го». Красивый подтянутый милиционер незлобно по шее врезал: «Вали отседа, яйцы-то щас выдеру».

Чумазый только нахально хмыкнул, но совет принял – на Красной площади не задержался.

Белый букетик ландышей – седьмой на искристом граните. Раньше кто-то завалил подножие постамента роскошными букетами.

Подивился милиционер: праздник сегодня какой?

В сквере у собора встал со скамейки огромный дядька в кожаном пальто, свернул газету, сунул в пузатую каменную урну – культурный. Обомлел милиционер: мужик-то прямо с газетной полосы, летчик знаменитый, не то Валерий Чкалов, не то сам сталинский пилот Александр Холованов. Вытянулся милиционер, ладошку под козырек. Ответил кожаный на приветствие, пошел к одинокой машине: новенькая опять последняя. Контрольная точка – только половина пути, ей еще вторую половину пройти, не нарваться, не засыпаться, еще и сочинение писать. Может к финишу опоздать. Но это не страшно: она ведь не в основном составе.

13

– Садись, – Сталин приказал.

– Я постою.

– Садись, – повторил Сталин.

– Я постою.

Это с вами тоже бывало, как и со мной: случайно упрешься взглядом в чьи-то глаза незнакомые и поначалу вроде в шутку уступить не хочешь. Потом обозлишься, потом, не мигая, давишь взглядом: покорись! Гляделками, гад, моргни! Отведи глазища бесстыжие! Опусти их, блудливые! Ресницами-то прикройся! Ты слабее меня! Моргни, падла, а то удавлю взглядом!

Вот и Сталин с Мессером вроде в шутку начали, но тут же у обоих, как у волков, загривки взъерошило:

– Садись!

– Я постою!

Сталин вдруг ощутил себя маленьким человечком. В клетке с бешеным тигром. Только дрессировщика пожарники с брандспойтами подстраховывают. Только у дрессировщика револьвер за поясом и стальной штырь в руке: в случае осложнений в пасть тигриную пырнуть. А у товарища Сталина – ни пожарников с брандспойтами, ни револьвера, ни штыря стального. Пересохло во рту. Той сухостью рот осушило, которая говорить не дает. Которая слова не позволяет вымолвить. Выдохнул Сталин. Глаза опустил. И вдруг развернулся весь к Мессеру и тихо то ли повелел, то ли попросил:

– Садись.

14

Для всякой секретной операции должно быть придумано кодовое слово. К примеру: «Гроза». Ходят офицеры в штабе, говорят. О чем-то.

– В соответствии с «Грозой»…

– Для подготовки «Грозы»…

– На втором этапе «Грозы» надо будет…

Поди догадайся, о чем речь. Хорошо, если размах операции сам за себя говорит:

– Для «Грозы» надо пару миллионов тонн боеприпасов двинуть в известный вам район…

Или:

– За три месяца до начала «Грозы» нужно из военных училищ выпустить 310 000 офицеров по плану и еще 70 000 досрочно…

Когда о таких масштабах речь, то догадаться можно. Да только не каждый такие разговоры слышит. Обычно все из осколочков, из отрывочков:

– В Брест надо срочно перебросить десять тысяч тонн угля и шесть тысяч тонн рельсов. «Гроза» надвигается.

Так и в любом деле секретном – с самого начала, еще на этапе замысла, вводится единственное слово или даже несколько букв, которые все собою покрывают. Которые тайну хранят…

Чтобы конструкторы противотанкового ружья и конструкторы бронебойного патрона, испытатели и снайперы не повторяли между собой каждый раз суть дела, пусть даже в самом секретном разговоре, приказ вышел: называть эту штуку сокращением СА. И никак иначе.

– Завтра надо установить превышение траектории СА над линией прицеливания.

– На полную дальность?

– Да. На полную дальность.

И все. Поди посторонний сообрази, о чем речь идет.

15

Так в цирке бывает: взбесился тигр. Прямо во время представления взбесился. И тогда варианты возможны. Первый: пожарным мигнуть, они непокорного ударят водяным напором. Все разом ударят. С разных сторон. Так ударят, что неповадно будет бунтовать. Только после того тигра-бунтовщика из цирковой труппы придется списать в зоопарк. Дальше с таким работать нельзя. А второй вариант: укротить. Отношения выяснить. Повиноваться заставить. Дрессировщику прямо на арене, всех остальных зверей выгнав, надо укрощать одного зверя, непокорного. Профессия так ведь и называется: укротитель! Вот и работай. Укрощай.

Потому, забыв все, потому, публику почтеннейшую презрев, надо волю укротителю собрать в точечку жгучую и повелеть зверю приказы выполнять. Зверь будет реветь. Зверь на удары бича клыки выскалит. И пена из пасти. А клычищи желтые. А глаза людоедские. И, прижавшись к решетке, шипя от злости, он вдруг бросится на ненавистного человека…

Его не штырем стальным, не плетью цыганской, его взглядом остановить надо. Смирись! Власть над собою признай!

Десять минут усмирения. Двадцать! Человек и зверь. Один на один. Тридцать минут! Грудью против него! Взглядом! Смирись, зверюга! Подчинись! Я сильнее тебя! Главное тут: жизнью не дорожить. Зачем она – жизнь? Черт с нею, с жизнью, лишь бы зверю место указать. Лишь бы показать кровожаждущему: не боюсь клыков твоих. Не боюсь когтей. Смирись!