Книга Чертовка - Джим Томпсон

— Н-нет. Конечно нет, дорогой.

— Если бы я знал, что в этом будет толк, — продолжал я, — я бы пошел. Но я чувствую, что так мы только испортим все дело. И лучше никому от этого не будет. Такая куча денег — если их украли, наверняка они были застрахованы, а значит, страховку уже давным-давно выплатили. Выходит, никто не пострадал, кроме страховых компаний, а ты знаешь этих пташек. Они уже захапали половину денег во всем мире. Обкрадывают людей — отбирают фермы за долги и портят всем жизнь. Зачем я буду подставляться из-за какой-то страховой фирмы-грабительницы?

Джойс молчала. Думала.

Я наклонился и поцеловал ее в макушку.

— Ты и я, Джойс, — сказал я. — Нам никогда не выпадал шанс, милая. Всегда одна проклятая халупа за другой, и никогда не было лишних пяти центов в кармане… Черт, уж я знаю, о чем говорю. Можно вовсю надрываться, заделывать дыры то здесь, то там, но если жить так и дальше, то рано или поздно…

У нее напряглись руки. Она прошептала:

— Ах, Долли. Ах, я так люблю тебя, милый.

— Сотня тысяч, — тихо проговорил я, — и она принадлежит нам не меньше, чем кому бы то ни было еще… Сотня тысяч… Приличный дом. Дом со множеством окон, куда будет литься солнечный свет, и… и хорошая мебель вместо барахла. И наконец-то нормальная машина. И никаких тревог. Можно уже не сходить с ума, вечно думая, как, черт подери, свести концы с концами. И…

— И?.. — эхом откликнулась Джойс.

— Ну, само собой, — шепнул я. — Почему бы и нет? Я обеими руками за детей, если родители могут о них позаботиться.

Она вздохнула и обняла меня крепче:

— Я знала, что ты так настроен, милый. Ты всегда делал столько хорошего, даже не знаю, как я могла подумать, что… что…

Она умолкла.

Я терпеливо ждал, поглаживая ее по волосам.

— Я не знаю, Долли. Я хочу… я так хочу…

— Почему бы тебе не взглянуть на них? — предложил я. — Потрогать их. Пересчитать. Давай посчитаем их вместе, милая, сообразим, как их потратить. Хочешь, а?

— Ну… — Она замялась. — Нет! Нет, лучше не надо. Не могу… даже думать, как это все… на самом деле. Давай… давай просто не будем об этом говорить. Давай… давай…

В общем, больше мы об этом не говорили.

Я взял ее на руки и отнес в спальню.

16

Я хорошо провел эту ночь.

И на следующее утро встал в отличном настроении. Джойс была весьма задумчива, а лицо ее, как говорится, украшала благородная бледность, но я не нашел в этом ничего удивительного. Она была отличной девчонкой — честной и все такое, — и если положение было сомнительным, ей, само собой, делалось не по себе.

По дороге в город я купил газету. Пришлось дважды ее просмотреть, прежде чем я обнаружил заметку о… ну, вы знаете… и даже она была не совсем о том. Эта история только мельком упоминалась в связи со старухиным наследством.

Округ собирался подать иск о взыскании недоимок. Моне вручили повестку о том, что она должна выехать в течение тридцати дней.

Я выбросил газету. Потом поехал в магазин, размышляя по дороге, что бедной детке совсем не улыбалась судьба. Будь недвижимость свободна от долгов, Мона получила бы за нее кругленькую сумму. Хватило бы на пару лет обеспеченной жизни, и она могла бы начать все заново в другом городе. Но, увы, не судьба. Видно, Мона просто уродилась такой несчастливой. Конечно же, я дам ей немного денег — нельзя ведь, чтобы она оказалась на улице голой и босой, без цента в кармане. Но было бы куда лучше, имей она хоть что-то за душой.

Я забеспокоился, есть ли у нее деньги на еду, и даже хотел было бросить пару купюр в конверт и послать ей. Понимаете, мне стало ее жалко и действительно хотелось ей помочь. Но в конце концов я решил этого не делать. Возможно, полиция следила за домом. А в нынешнем положении я не мог себе позволить даже малейшего риска.

Уж как-нибудь справится. Она ведь привыкла к такой жизни, и, возможно, ей бы даже показалось странным, будь у нее достаточно денег на еду.

Обычно Стейплз открывал магазин в восемь тридцать, за полчаса до того, как приходили мы, продавцы, работавшие на выезде. Но в то утро этого не произошло. Было уже почти девять, когда я туда приехал, но магазин все еще был закрыт. И остальные парни стояли у входа — ждали, когда объявится Стейплз.

Я вышел из машины и присоединился к ним. Мы ждали, курили и болтали, рассуждая, уж не попал ли старый сукин сын под грузовик, и, черт подери, надеялись, что попал. Но само собой, нам не могло так крупно повезти. В девять тридцать он объявился.

Стейплз открыл магазин, и мы последовали за ним. Нельзя сказать, что это было сделано нарочно, но так уж вышло, что все ребята отметились прежде меня, а я остался один на один со Стейплзом. Отмечая меня, он сыпал шутками и прибаутками. Мне почему-то стало не по себе.

Он вел себя как-то странно — понимаете, о чем я? Уж слишком хорошее у него было настроение. Конечно, он и без того вечно подтрунивал и трепался, но ведь это не потому, что он был этакий мистер Весельчак, рассыпавший перлы остроумия и все такое. Перлы эти были такие же доподлинные, как алмаз из грошовой лавки. Просто раз уж он не мог отдубасить вас битой, как ему хотелось бы, то, на худой конец, старался потыкать иголкой. А если ему удавалось вывести вас из себя, он делал вид, что это шутка.

Однако в то утро все было иначе. Сукин сын вел себя так, словно его счастью не было предела.

Я собрал свои карточки и спросил, что же его так развеселило.

— Бьюсь об заклад, я знаю, в чем дело, — сказал я. — По дороге на работу ты подставил подножку слепому.

— Эх, Фрэнк, — захихикал Стейплз, ласково потрепав меня по запястью. — Вечно ты судишь о других по себе. На самом деле я навестил старого друга. Друга, которого не видел почти двадцать лет.

— Да неужели? — воскликнул я. — Хочешь сказать, ты заявился в психушку, они впустили тебя, а потом выпустили?

Он снова захихикал и опять коснулся моего запястья:

— Уже теплее, мой мальчик. Удивительно, как мозги у разных людей работают в одном направлении. Этот мой друг, точнее, знакомый действительно находится в государственном учреждении.

— А, в тюрьме? Так я и знал. В таком случае неплохо, что у тебя связи в местной полиции.

— Эти связи, Фрэнк, дались мне потом и кровью. Но при такой должности, как моя, они весьма и весьма полезны. Но — нет, ты все еще далек от истины. Я был не в тюрьме. Скорее, в родственном учреждении.

— Да?

— Угу. Прилегающем к тюрьме… Но я вижу, что тебе наскучил наш разговор и я уже непростительно тебя задержал. Ступай же, добрый друг! Вперед, по следам беглецов, и пусть каждый из них обнажит пред тобой свою ахиллесову пяту.

— Что-то я не понял, — сказал я. — Этот человек, которого ты навещал, — он что, попал в беду?