Книга В альковах королей - Жюльетта Бенцони

Девушка покраснела и принялась усиленно обмахиваться веером. Зря тетушка толкнула ее, она и без того узнала бы герцога де Люиня – юного красавца, кружившего головы и покорявшего сердца многих и многих женщин. Обворожительная улыбка, отточенные манеры, остроумные речи, наконец, ореол огромного состояния, сиявший у него над головой, – все это, разумеется, как магнитом притягивало к нему внимание завсегдатаев венских салонов. В свете было известно, что юноша приехал в Вену, дабы жениться, и потому ему и его отцу повсюду оказывали радушный прием.

…Девица с веером печально вздохнула: вошедший, даже не заметив ее, сразу направился к хозяйке дома и громко произнес цветистое шутливое приветствие. Кругом засмеялись, одобрительно зашумели. Герцог Карл-Иосиф де Люинь привык к тому, что им восхищаются. Не то чтобы молодой человек был равнодушен к светскому успеху; ему, конечно же, льстило, что к каждому его слову прислушиваются и передают каждую произнесенную им остроту из уст в уста. Однако расточать улыбки благодарности и раскланиваться со всеми, кто оценил его шутку, де Люинь не хотел.

«К чему прилагать столько усилий, чтобы понравиться, – записал он в своем дневнике спустя несколько лет, став уже отцом семейства, – если я давно понял: во всей Европе нет гостя желаннее меня. Хвастун, хвастун, с укором говорю я сам себе, но тут же улыбаюсь при мысли о том, как ласкова была со мной графиня С. или герцог Ф. Все любят меня и наперебой зазывают к себе, а я с удовольствием принимаю приглашения, потому что мне нравится блистать».

Сказано несколько по-женски, зато откровенно. Забегая вперед, отметим, что наш герой действительно нравился всем – и женщинам, и мужчинам. К нему благоволили не только Талейран и Фридрих Прусский, но и Екатерина Великая, и Мария-Антуанетта, которую он боготворил. Однако ложе де Люинь все же чаще делил с мужчинами.

Но вернемся к тому времени, когда принц был еще совсем молод и только-только намеревался вступить в брак. Впрочем, будь его воля, он бы погодил с женитьбой, но вот отец… У баловня судьбы, каким всегда казался непосвященным герцог, было очень тяжелое и незавидное детство.

– Ваша матушка – истинная страдалица, – прошептала как-то на ухо маленькому Карлу-Иосифу его нянька. – Вы этого пока не понимаете, но со временем я обязательно расскажу вам…

Тут она поймала на себе подозрительный взгляд Клода-Ламораля, отца крошки-герцога, и сразу же замолчала. Хозяин стоял довольно далеко от них и слышать слов няньки никак не мог, но страх перед этим человеком был настолько велик, что бедная женщина чуть не умерла, вообразив, что он учинит ей суровый допрос. Перед ним трепетали все обитатели замка Белей, включая и его жену, несчастную Елизавету. Она сжималась в комочек и закрывала глаза от ужаса, когда ее супруг и повелитель обращался к ней с каким-нибудь замечанием либо даже просто сморкался или кашлял. Клод-Ламораль повсюду ходил с тростью, и этот невинный предмет напоминал в его руке одновременно скипетр властителя и хлыст надсмотрщика за рабами.

Когда мальчик подрос, он узнал-таки о том, через сколько мучений пришлось пройти его матери.

«Она умерла всего-то тридцати пяти лет от роду, едва мне исполнилось четыре, – писал в своем дневнике герцог. – Как странно, что такие разные люди (я имею в виду своих родителей) сумели прожить вместе не один год. По всему судя, матушка моя была существо безропотное и безответное, но она горячо любила и меня, и обеих моих сестриц. Недавно кормилица поведала мне, что по приказу отца матушка рожала меня, будучи облаченной в кринолин. Даже на смертном одре ей не было позволено расстаться с парадным одеянием знатной дамы, ибо мой отец не хотел нарушать приличия».

Герцог хорошо знал, что отец никогда не питал к нему нежных чувств, но в дневнике нет ни слова упрека в адрес Клода-Ламораля. И дело тут не только в сыновней почтительности, но и в том, что в XVIII веке любить жену и детей было вовсе не обязательно. Домочадцам отдавали приказы в полной уверенности, что ослушаться никто из них не посмеет. Именно поэтому старший герцог де Люинь всегда терялся, когда ему приходилось общаться с Марией-Кристиной, одной из двух его дочерей. Она была поразительно некрасива (как, впрочем, и ее сестра) и носила странное прозвище Детина.

– Извольте отправляться в свою комнату, – велел однажды отец непокорной дочери, после того как она несколько раз возразила ему и даже позволила себе посмеяться над каким-то его глубокомысленным рассуждением.

– Не хочу! Я еще не закончила завтракать! – заявила эта наглая особа.

– Ах так?! – вскричал герцог и с проклятиями поволок стул, на котором сидела Мария-Кристина, к двери.

– Осторожно, косяк, – вежливо предупредила его нимало не испугавшаяся девушка. Но герцог ничего не слышал. Сопя, он толкал стул вперед и ужасно злился. Он не привык к тому, что на его пути могут возникать препятствия. Наконец упрямец сдался и оставил стул в покое.

– Я всегда знала, что вы дурной отец, – заметила, встав со злополучного стула, Мария-Кристина, – но только нынче я поняла, что вы к тому же и дурной кучер.

После чего величественно выплыла из комнаты. Как ни странно, отношения отца и дочери не стали вследствие этой истории хуже, чем были. Мария-Кристина имела твердый характер, и старший де Люинь в глубине души уважал ее за это. Недаром она окончила свои дни настоятельницей одного из самых богатых монастырей Франции.

Что же до Карла-Иосифа, то он несколько лет чуть ли не нищенствовал. Отец так туго завязывал тесемки своего кошелька, что извлечь оттуда хотя бы десяток золотых казалось делом совершенно невозможным. Еще подростком Карла-Иосифа отправили в Нанси, где размещался полк Люиней. Жизнь военного пришлась бы ему по душе – если бы не полная зависимость от скупого отца. Карлу-Иосифу не нравилось ходить в старом мундире и улыбаться только тем дамам, которые готовы были раскрыть ему свои объятия бесплатно. Ему хотелось развлекаться и осыпать золотом любовниц, а вместо этого приходилось ждать отцовских подачек, каждой из которых хватало только на то, чтобы расплатиться с первоочередными долгами.

И вот молодой герцог получил письмо от отца с приказом немедленно отправляться в Вену.

«Вам пора жениться, и я намерен познакомить Вас с Вашей невестой», – гласило послание Люиня-старшего. Мало того что Клод-Ламораль сам, не советуясь с сыном, подыскал ему невесту (это как раз понятно, и было бы странно, если бы герцог прислушался к мнению неопытного юнца), но он даже не удосужился сообщить, кто же эта девушка. Разумеется, нрав у главы дома был прескверный, однако молодой человек мог бы, пожалуй, набраться храбрости и узнать хотя бы имя той, что предназначили ему в жены. Но Карл-Иосиф так хотел опять оказаться в Вене, где ему всегда очень нравилось, что не стал задавать лишних вопросов, а без промедления подчинился отцовскому приказу.

…День за днем герцоги де Люинь посещали аристократические дома Вены, и всякий раз сердце юноши замирало: может быть, сегодня он увидит наконец ту, что станет его супругой? Однако имя невесты ему суждено было узнать лишь спустя месяц, когда он, как ему казалось, повидал уже всех венских красавиц.