Книга Будь моим этой ночью - Кэтрин Смит

— В таком случае, полагаю, что мне лучше проникнуть в развалины первым.

По жилам Шапеля пробежал холод.

— Мы же пришли к соглашению.

Маркус не выглядел испуганным, и Шапель одновременно и презирал, и уважал его за это.

— Я вас от него освобождаю.

— Вы не можете так поступить. Вам нужны были сведения в обмен на разрешение мне зайти в погреб первым. Если Темпл там, он вас убьет.

Маркус поднялся, его щеки покрылись румянцем.

— Тогда мне лучше убедиться, что его там нет. Я не позволю вам, созданию, которое ничего не знает о Прю, принимать решения за нее.

Шапель тоже поднялся, сердце его так и колотилось о ребра. Ничего не знает о Прю? Он готов был поклясться, что знает о ней гораздо больше, чем даже Маркус.

— Так вы хотите, чтобы она превратилась в демона?

Голубые глаза прищурились.

— Так вот кем вы себя считаете? А я-то думал, вы просто трус. Возвращайтесь в свое убежище в скалах, Шапель, и скрывайтесь там еще сотню лет или больше. Предоставьте нам — тем, кто храбрее вас, — позаботиться об остальном.

Шапель набросился бы на него, но был настолько ошеломлен, что не мог двинуться с места. Он лишь молча наблюдал, как Маркус вышел, закрыв за собой дверь.

— Он не понимает. — Шапель снова опустился в кресло. Нельзя пускать Маркуса в погреб. Не важно, что сделает с ним Темпл, но он не позволит этому юнцу передать Чашу Крови в руки Прю.

— Возможно, он просто смотрит на вещи иначе, — предположил Молино.

Шапель недоверчиво уставился на него:

— Ты что, с ума сошел?

Священник потрепал его ладонью по коленке, словно он был недоучившимся школьником, забывшим Символ веры.

— Ты рассматриваешь случившееся с тобой как проклятие. Маркус Грей, напротив, видит в этом благословение. Все зависит от точки зрения, не правда ли?

Точки зрения? Что за чертовщина?

— Нет. Внутри меня демон, вынуждающий меня убивать людей. Чем еще это может быть, как не проклятием?

Молино приподнял седеющую голову:

— Охотиться, но не убивать. У тебя есть выбор, как именно использовать свои возможности — на радость или на горе. Ты предпочел видеть в них проклятие, которого нужно стыдиться и которое влечет за собой наказание.

Священник покачал головой и поднялся.

— Но ты с тем же успехом можешь превратить их в дар. Только подумай обо всех добрых делах, которые ты можешь совершить благодаря своим сверхъестественным способностям.

Какой абсурд!

— Например, убивать людей из милосердия?

Молино снова отрицательно покачал головой:

— Нет смысла говорить с тобой об этом сейчас, когда ты так расстроен из-за мадемуазель Райленд. Какая ирония судьбы!

Шапель ждал. Молчание затягивалось, и он в нетерпении воздел вверх глаза.

— И в чем же ты тут видишь иронию?

Молино проследовал по ковру с набивным узором к двери и там остановился — немного театрально, как показалось Шапелю.

— В том, что единственная женщина, с которой у тебя за многие столетия установилась прочная связь, с радостью обменялась бы с тобой местами.

Шапель приоткрыл было рот, собираясь возразить, однако Молино не дал ему такой возможности. Он покинул комнату.

Закрыв глаза, Шапель откинулся на спинку кресла. Воцарившаяся тишина была приятной, чего нельзя сказать о его мыслях. Бедная Прю. Милая, хрупкая Прю. Возможно, она и впрямь охотно поменялась бы с ним местами. Вряд ли она станет задумываться о последствиях.

Но Шапель ни за что в жизни не согласится передать свое проклятие другому человеку.

Впрочем, если уж быть до конца честным, он не был уверен, что в состоянии от него отказаться.

Когда на следующий день Прю проснулась — после того, как несколько раз приходила в себя лишь для того, чтобы услышать, как одна из сестер уговаривает ее вздремнуть еще немного, — то обнаружила, что придется отложить на несколько дней не только вечеринку по случаю открытия погреба, но также и работу на раскопках.

Последнее едва не привело ее в ужас, однако Маркус заверил, что как только она поправится, они возобновят работу с удвоенной скоростью, чтобы она успела пожать плоды их совместных трудов. Ему очень хотелось, чтобы Прю присутствовала при их триумфе и увидела Грааль собственными глазами.

Их трудов. Конечно, со стороны Маркуса такие слова были большой любезностью, однако сама Прю не считала, что внесла сколько-нибудь значительный вклад в общее дело. Правда, именно она убедила отца приобрести участок земли на холме, но в остальном оказалась бесполезной.

К этому моменту и Шапель, и Молино знали о ее болезни. Насчет священника она нисколько не возражала — в конце концов, он мог сослужить ей службу, когда придет время, и, кроме того, едва ли человек, веривший в бессмертие души, станет ее жалеть. Куда больше беспокоил Шапель. Станет ли он теперь смотреть на нее с жалостью? Будет ли разгневан из-за того, что она повела себя с ним не до конца честно? Или же станет относиться к ней как к легкой добыче для потенциального соблазнителя? Впрочем, нет. Прю не могла представить, чтобы подобное пришло ему в голову. Возможно, он и скрывал кое-какие подробности своей жизни, однако не был настолько порочен.

Потянувшись, девушка откинулась на подушки. Она уже собиралась сбросить одеяло, распахнуть окно и впустить в комнату остатки дневного света, однако после минутного раздумья решила себя не утруждать. Тем не менее ей пришлось подняться, чтобы удовлетворить естественные потребности, и, едва выйдя из ванной, она откинула тяжелые драпировки, любуясь красотой розовеющего неба.

Скоро время обеда, и если она поторопится, то сможет присоединиться к остальным. Хотя у Прю и не было особого желания видеть на их лицах озабоченность — или, еще хуже, жалость, — если она проведет еще одну ночь взаперти у себя в комнате, это только добавит им беспокойства.

Кроме того, она сможет увидеть Шапеля.

Прю позвонила горничной и достала вечерний наряд — платье густо-розового оттенка, который должен был придать румянец ее щекам и блеск глазам. Возможно, придется слегка подкрасить щеки румянами — ведь, если она будет слишком бледной, Матильда скорее всего прикажет ей отправляться назад в постель.

Рано или поздно сестры вернутся домой, к своим семьям и привычной жизни. Лето не продлится вечно, и скоро усадьба снова опустеет. Прю знала, что ей будет их очень не хватать, однако уединение могло служить желанной передышкой.

Горничная весело щебетала о том, как приятно видеть госпожу снова на ногах. Спустя полчаса Прю была вымыта, одета и причесана и чувствовала себя гораздо лучше. К ней почти вернулась прежняя энергия, и даже корсет не вызывал никаких неприятных ощущений в области желудка.