Книга Уж эти мне мужчины - Ирина Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни на секунду в этом не сомневалась! — раскраснелась от восхищения Мириам. — Люблю сильных сердитых мужчин!
— Так ты ищешь Альберто или твою невесту? — снова вмешался журналист.
— Заткнись! — рявкнул Гарик. — Конечно, я ищу свою невесту. Она сбежала вместе с этим проклятым маркизом!
— Ты хочешь сказать, что мой жених сейчас находится с твоей невестой? — недоверчиво спросила модель.
— А ты что, этого не знала? — вопросом на вопрос ответил Костолом.
— Когда я его найду, я убью его! — темпераментно воскликнула девушка.
— Я тоже, — мрачно добавил Костолом.
* * *
— Вай-вай-вай! За что Аллах так не любит меня! — воздевая руки к небу, горестно воскликнул Азиз Шакбараев. — За что он наказывает меня?
— Ты еще спрашиваешь! — удивился Иван Копилкин. — А похищать людей, по-твоему, не грех?
— Кто убьет неверного, попадет в рай, — шмыгнув носом, убежденно произнес Азиз.
— Ты, браток, Уголовный кодекс не читал, — заметил Иван. — За такие вещи не в рай, а в тюрьму нынче попадают. К тому же ты меня вовсе не убил, а похитил. Так что ты со всех сторон оказываешься виноват — и перед Аллахом, и перед законом!
— Я не виноват перед Аллахом! — подпрыгнул чеченец. — Аллах любит меня! К тому же я вас не похищал, а просто стерегу. Я человек маленький!
— Почему же в таком случае ты проиграл мне двенадцать тысяч долларов? — спросил Иван.
Степан Иванович Кашкин возмущенно фыркнул в углу, но высказывать своего мнения не стал.
— На все воля Аллаха, — сокрушенно пожал плечами Шакбараев. — Вот расстреляют тебя через пару недель, и я ничего тебе не буду должен.
— Ты мужчина? — поинтересовался Иван.
— А кто же еще? — приосанился Азиз.
— Тебе ведом горский закон чести?
— А что? — погрустнел чеченец.
— А то, что если ты действительно мужчина, а не шакал паршивый, то в случае моей смерти ты должен будешь выплатить твой карточный долг моей семье. Кстати, запиши на всякий случай адресок моей дочери.
— Где же я возьму двенадцать тысяч долларов? — простонал Азиз. — Я простой пастух, и у меня на шее пятеро детей. Даже если я всю свою семью в рабство продам, я таких денег не наберу!
— А зачем же тогда играл? — припечатал Иван.
— Затем, что я мужчина, — не слишком логично объяснил Шакбараев.
— Ладно, друг! Вижу, ты хороший человек, — беспечно сказал Иван. — Так уж и быть, я прощу тебе долг, но при одном условии — ты должен вытащить нас отсюда.
— Ты что! Я не могу! — замахал руками Азиз. — Даже и не думай об этом!
— Если ты вытащишь нас отсюда, получишь наличными двести тысяч долларов, — подал из угла голос Степан Иванович. — Даю слово мужчины. Твоя семья ни в чем не будет нуждаться. Переберетесь в Краснодарский край, купите домик и заживете как положено.
— Двести тысяч? — не поверил своим ушам чеченец.
— Сделаешь все быстро и без шума — получишь двести пятьдесят, — весомо произнес Серый Кардинал.
— Совсем глупым меня считаешь? — укоризненно покачал головой Азиз. — Да если б у тебя такие деньги были, наш командир за тебя бы еще тот выкуп запросил. Он не дурак. Единственное, на что ты годишься, — это на политические требования.
— Это твой командир тебя глупым считает, — сказал Степан Иванович. — За спиной таких бедолаг, как ты, он договаривается получить за меня выкуп в десять миллионов долларов.
— Врешь! — выдохнул Азиз. — Наш командир — истинный мусульманин. Он не станет обманывать своих братьев по вере! Волк — ревностный воин Аллаха. Он воюет не из-за денег, а из-за Родины!
Серый Кардинал презрительно усмехнулся:
— Что ж, продолжай в это верить, пока твой Волк не разбогатеет на несколько миллионов, а ты не схлопочешь шальную пулю, оставив сиротами жену и пятерых детей.
— А ведь у меня еще двое стариков на шее и брат-инвалид, — уточнил Шакбараев.
Кашкин пожал плечами.
— Значит, сирот будет больше, — философски заметил он. — Я-то, слава Богу, не женат.
Некоторое время все трое молчали, созерцая бурые осыпающиеся стены землянки.
Чеченец первым прервал молчание.
— А ты можешь доказать, что ты действительно так богат? — жалобно спросил он.
— Вот это уже совсем другой разговор, — усмехнулся Степан Иванович.
— В таком виде вас родная мать не узнает! — Комнату снова заполнил приятный баритон Папы Сочинского. — Сейчас вам дадут деньги, новые документы — и вы свободны как ветер!
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Джокер.
— Черт! Никак не могу привыкнуть к этим каблукам, — споткнувшись, вполголоса выругался расхаживающий по комнате маркиз.
— В самом прямом! — В голосе Папы Сочинского послышалась насмешка. — Ты обратился ко мне за помощью, и я помог. Теперь вы можете не бояться милиции.
— А как же мой отец! — воскликнула Маша. — Вы что, не поможете нам его спасти?
— А ты полагала, что я немедленно отправлюсь воевать с чеченскими террористами? — удивился Папа Сочинский. — Тебе не кажется, что ты слишком многого просишь?
— Нет, конечно же, нет, — смутилась Маша. — Но ведь вы сами сказали, что заинтересованы в возвращении Серого Кардинала. Значит, мы должны объединиться, чтобы освободить заложников.
— А как же я? — вмешался Альберто. — На мне по-прежнему висит это убийство. Как я теперь выберусь из страны?
— Уверен, что у Родина есть доказательства твоей невиновности, — сказал Папа Сочинский. — Это типичный для него трюк — подстроить убийство, а затем использовать его для вымогательства или шантажа.
— Несколько лет назад нечто подобное произошло в Сочи с моим соседом по камере, — сказал Джокер. — Его обнаружили пьяного в номере в постели с убитой женщиной.
— Я знаю эту историю! — сказал Папа Сочинский. — Не стоило ему садиться за карточный стол с Генсеком. Теперь расплачивается за глупость.
— Так, может быть, мы найдем доказательства и его невиновности? — заволновался Вася.
— Очень может быть, — отозвался Папа Сочинский. — Что ж, будем работать вместе. Вот что вы должны будете сделать…
— Пожалуй, я выпью апельсиновый сок, — задумчиво произнесла Мириам.
— А как насчет пирожных? — поинтересовался Хосе Мануэль.
— Ты же знаешь, что я берегу фигуру, — раздраженно сказала модель, не сводя глаз с могучего тела Костолома, с трудом поместившегося за маленьким столиком кафе.
К удивлению андалузки, во взгляде Гарика не читалось ответного восхищения.