Книга Шесть дней любви - Джойс Мэйнард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспоминал звуки, которые мама с Фрэнком издавали ночью. Представлял, что не мамина, а моя кровать бьется о стену. Что в ней Элеонор, но не такая тощая. Грудь у ее клона чуть-чуть побольше. Я прикасаюсь к ней, и из-за стены доносится любимая мамина песня: «Сюзанна уводит тебя к себе в гости…»
Можно слушать музыку так, чтобы практически в каждой песне на первый план выступал секс, и воспринимать мир так, чтобы едва ли не каждое событие получало двоякое значение.
С улицы доносился плеск: это Фрэнк промывал кисти. Когда приедет отец, он затаится. Папа у нас долго не пробудет. Я выскользну за порог, не дав ему приблизиться к крыльцу, чтобы мои родители и слова друг другу не сказали. И чтобы не молчали с постным видом: это самое худшее.
В другой ситуации я обернул бы полотенце вокруг пояса и прошлепал бы к себе в комнату, а при Фрэнке стеснялся узких плеч и хлипкой груди. При желании он меня в лепешку превратит!
Я тоже могу его в лепешку превратить, только иначе.
«Когда ты туда позвонишь? — спросила Элеонор. — Ну, в полицию».
«Не сегодня. Мне надо хорошенько подумать».
Я злился на свою нерешительность, но из головы не шла картинка: мама сидит за кухонным столом, Фрэнк ставит перед ней чашку кофе. Вроде бы мелочь… Фрэнк уже приготовил ей булочку — надломил и смазал маслом. Именно надломил, а не надрезал — так он нас учил, — чтобы получилось больше неровностей и масло лучше впиталось. Мама откусила кусочек, и к щеке прилипла капелька джема. Фрэнк макнул салфетку в стакан с водой и вытер маме щеку. У мамы были такие глаза… Глаза человека, который долго бродил по пустыне и наконец разыскал воду.
— Завтрак, — только и сказал тогда Фрэнк.
Никаких иных слов и не требовалось.
— Навсегда запомни этот миг, — отозвалась мама.
Папа с Марджори купили мини-вэн, в котором задняя дверь сдвигается в сторону, а не распахивается, как в нашем старом авто. Такие машины только появились в продаже, то есть папа с Марджори пару месяцев ждали своей очереди на покупку. Наконец желанная модель поступила в автоцентр «Додж», но в темно-бордовом цвете, который не понравился Марджори. Она хотела белый, потому что где-то вычитала: белые машины реже попадают в аварии. «Ричард и Хлоя — мой ценный груз, — заявила она тогда и лишь после паузы добавила: — Ну и Генри, конечно».
В итоге они взяли бордовый.
«Ваш отец — прекрасный водитель», — заявила Марджори, словно кто-то боялся разбиться.
Я вот больше боялся сидеть безвылазно дома. Не то чтобы мне очень нравились поездки во «Френдлис» с мачехой и папой…
У нашего дома они всегда останавливались ровно в пять тридцать, а я дожидался на крыльце. На этот раз особенно не хотелось, чтобы папа к нам заходил.
Ричард нацепил наушники, устроился сзади рядом с сиденьем Хлои и слушал музыку. Когда я сел в машину, он даже голову не поднял, зато Хлоя на меня посмотрела. Она уже говорила отдельные слова, а сейчас держала в руке банан и якобы ела его, но на самом деле размазывала по лицу.
— Ну, детишки, поцелуйте брата! — велела Марджори.
Все нормально, кивнул я. Ага, вижу, как они мне рады.
— Как тебе жара, сынок? — спросил папа. — Слава богу, в «караване» кондиционер есть. В эти выходные мне только бы в машине сидеть.
— Верно, — кивнул я.
— Как у мамы дела? — поинтересовалась Марджори.
Таким тоном о безнадежных больных справляются.
— Очень хорошо, — отозвался я.
Марджори — последний человек на свете, с которым мне хочется говорить о маме.
— Начало учебного года — идеальное время для поиска работы. Я о твоей маме, — начала Марджори. — Школы и колледжи снова оживают. Можно пойти официанткой на неполную неделю. И круг общения появится, и деньги.
— У мамы есть работа, — напомнил я.
— Да-да, витамины, — закивала Марджори. — Я имела в виду что-нибудь понадежнее.
— Ну, сынок, как себя чувствует новоиспеченный семиклассник? — сменил тему отец.
Как ответить на такой вопрос, я не представлял, поэтому не ответил ничего.
— Ричард этой осенью собирается на лакросс, да, Рич?
Мой сводный брат сидел рядом и кивал в такт песне, которую никто, кроме него, не слышал. Если он уловил папин вопрос, то вида не подал.
— А ты, старик, куда подашься? — гнул свое папа. — Лакросс — хорошее дело, да и футбол тоже, а вот с регби лучше подождать, пока крепче не станешь.
— В ближайшие сто лет на футбол не пойду. Да и на лакросс тоже. Хочу на современные танцы записаться, — объявил я, чисто чтобы увидеть папину реакцию.
— По-моему, не самая удачная идея, — заметил папа. — Знаю, твоя мама к танцам неравнодушна, но вдруг люди не то о тебе подумают?
— Не то подумают?
— Подумают, что ты гей, на это папа намекает, — расшифровала Марджори.
— Или подумают, что я хитро приклеился к целой компании девчонок в лосинах, — парировал я.
Тут даже Ричард поднял голову, и я догадался, что он слышал разговор с самого начала, но по вполне понятным причинам не желал в нем участвовать.
— А вот и «Френдлис»! — Ричард проворно выскочил из мини-вэна.
— Генри, возьмешь сестренку? — попросила Марджори.
Я уже давно сообразил, что такие просьбы — из тактики укрепления братских чувств к Хлое.
— Лучше сами ее возьмите, — отозвался я. — По-моему, у нее памперс полный.
Во «Френдлисе» я всегда заказываю одно и то же — гамбургер и картошку. Ричард взял чизбургер, папа — стейк, а следящая за весом Марджори — рыбу и диетический салат.
— Соскучились по школе? — спросила она.
— Не особенно.
— В школе мигом в водоворот событий окунетесь. Друзей-приятелей увидите.
Угу.
— Оглянуться не успеете, как начнете бегать на свиданки, — продолжала Марджори. — Вы же оба прирожденные сердцееды. Эх, была бы я семиклассницей, мигом бы в любого из вас втюрилась.
— Пошло, мам! — фыркнул Ричард. — К тому же, будь ты семиклассницей, я бы еще не родился. А если бы родился, а ты бы втюрилась, получился бы инцест.
— Где они набираются таких слов? — спросила Марджори.
С папой она разговаривала особенным голосом, не таким, как с Ричардом, Хлоей и мной. Третий вариант голоса предназначался для обсуждения моей мамы.
— Марджори права, — сказал папа. — Мальчики, у вас обоих наступает особая пора в жизни. Дикий и чудесный период полового созревания, по крайней мере так его называют. Пожалуй, нам стоит обсудить его в узком мужском кругу.
— Я уже обсуждал его с моим настоящим отцом, — заявил Ричард.