Книга Убийство жестянщиков - Кен Бруен

— Оно мне дорого как память.

— Мне плевать, отдайте его мне.

Господи.

На пристани все изменилось. Когда я был ребенком, это было опасное, но такое притягательное место. Докеры были людьми достойными. Вы можете себе позволить валять дурака с кем угодно, но не с ними. Мне повезло знать лучших из них. Теперь здесь появились роскошные апартаменты, новые гостиницы, языковые школы и заведения ремесленников, работающих на бездельников. Может, это и прогресс, но лучше явно не стало.

Оазисом старого Голуэя здесь был паб «У Свини». Мне думается, градостроители не рискнули обратиться к владельцам. Я толкнул дверь и вдохнул характерный запах — смесь рыбы и никотина. Сразу прекратились разговоры, и все уставились на меня. Билл сидел за столиком у стойки. Он был один.

Он был физически очень хрупок для человека с такой устрашающей репутацией. Сегодня он показался мне еще худее. Кожа на лице так натянулась, что казалось, вот-вот лопнет. Такое впечатление, что кто-то наложил грунтовку и забыл намазать лицо тональным кремом. Глаза, все еще напоминающие гранит, глубоко запали. Перед ним стоял старомодный стакан со свежим апельсиновым соком. У поверхности плавали косточки. Он сказал:

— Джек.

— Билл.

— Садись.

Я сел.

Вблизи он выглядел как жертва СПИДа. Не поворачивая головы, он сказал бармену:

— Пинту для Джека.

Я спросил:

— Курить можно?

Он скупо улыбнулся и сказал:

— Разумеется.

Пепельница рекламировала «Кэпстен Майлд». Я вытряс из пачки сигарету и прикурил от своей зажигалки «Зиппо». Билл протянул тонкую, как у скелета, руку и попросил:

— Можно взглянуть?

Я передал ему зажигалку. Он взвесил ее на ладони и заметил:

— Тяжелая.

— Да.

— Продать не хочешь?

— Мне ее одолжили.

— Мы все живем в долг.

Принесли пиво. Отменно налитое. Я сказал:

— Slainte.

За секунду до этого я едва не выпалил: «Будем здоровы!»

Билл позволил мне насладиться пивом и спросил:

— Что тебе нужно, Джек?

— Помощь.

Он долго смотрел на апельсиновый сок, прежде чем сказать:

— Я слышал, ты расквитался с Тирнансами.

— Надеюсь, они не из числа твоих друзей?

— Если бы это было так, ты бы здесь не сидел.

Бармен наклонился и сказал:

— Вас к телефону.

— Не сейчас.

Затем Билл снова повернулся ко мне:

— Ты шляешься по городу вместе с копом.

— Верно.

— Господи, Джек, к тому же англичанином.

— Он наполовину ирландец.

— Чушь.

Он произнес это слово с силой, заставившей затрястись все его тощее тело.

Я спросил:

— Ты болен?

— Рак печени.

— О господи!

— Полагаю, Господь не имеет к этому отношения. Чертов Селлафилд, это, по крайней мере, Англия. О какой помощи речь, Джек?

— Есть одна девушка, ее зовут Лаура Нилон.

— Я эту семью знаю.

— Мне нужна для нее защита.

— А кому она еще нужна, кроме тебя?

— Одному англичанину, зовут Рональд Брайсон, работает где-то в «Саймоне».

Билл покачал головой:

— Почему у тебя все неладно с англичанами? Ты много лет собирался перебраться в Лондон, а Лондон постоянно достает тебя здесь.

— Тут ты, пожалуй, прав.

— Ладно, Джек, ты знаешь, как все устраивается, иначе бы сюда не пришел. Я организую то, что ты просишь. Но не стоит напоминать, что ничего не делается бесплатно.

— Ты хочешь сказать, я теперь у тебя в долгу.

— Именно.

— Что ты хочешь?

— Кто знает? Тебе просто позвонят и попросят об одолжении. Обсуждению не подлежит.

— Я знаю порядок.

— Будь в этом уверен, Джек.

Беседа была окончена. Я встал и спросил:

— Как поживает твоя мама?

— Умерла, спасибо.

В 1987 году комитет по подготовке полицейских издал доклад, в котором впервые определил философию современного полицейского. Граждане имеют право ждать от полицейских:

мудрости Соломона, мужества Давида, силы Самсона, терпения Иова, воли Моисея, доброты доброго самаритянина, стратегических способностей Александра, веры Даниила, дипломатичности Линкольна, терпения плотника из Назарета и, наконец, хорошего знания всех естественных, биографических и общественных наук.

Вот если у него все это есть, тогда, возможно, из него выйдет хороший полицейский.

Все это вперемешку мне снилось аж до полудня следующего дня. Я был вконец измотан. Все события предыдущих дней хором заявили: «Достаточно».

Я оставил записки для Кигана, Лауры и Трубочиста. Кигану написал «Спасибо». Лауру пригласил потанцевать. Трубочисту сообщил: «Почти закончил». В записках содержалось две лжи. Я улегся в постель без кокаина, приготовив себе горячий пунш и прихватив одну из книг Кигана, «Попрощайся с завтра» Горация Маккоя, нового классика, больше известного своим романом «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Я даже не допил пунш — заснул. Свет так и не погасил.

Я долго стоял под душем, разгоняя пауков. Пора подрезать бородку. Я умудрился сделать это довольно удачно: руки не тряслись. Надел чистый свитер, новые джинсы и направился вниз. Там увидел конверт. Узнал почерк Кики. Стоит сначала выпить кофе. Я чувствовал себя хорошо. Два тоста с шипящими ломтиками бекона. Съел, налил себе вторую чашку кофе, закурил и разорвал конверт.

Дорогой Джек!

Термин «метафизика» вызывает у разных людей разные ассоциации. У некоторых он вызывает отвращение, потому что для них означает туманные предположения, необоснованные утверждения и нарушение границ разумного, что больше свойственно поэзии, а не прозе. Другие видят в метафизике прямо противоположное, а именно невероятно упрямую попытку думать ясно и четко. Ты не хотел бы знать происхождение этого термина, Джек? Среди трактатов Аристотеля есть несколько коротких статей о том, что он называет первой философией. Они вошли в собрание из десяти томов, которые, как и следовало ожидать, Андроник Родосский в своем издании работ Аристотеля назвал «La Meta Physic», потому что они следовали непосредственно за трактатами по физике.

Ты все понял, Джек?