Книга И возвращу тебя.. - Алекс Тарн

И Васька Капитонов так советует, а уж Васька знает. Лучше него все эти закорючки никто не просекает, ага. Если б не Васька, гнить бы Игорю на нарах еще лет десять, как минимум. А может, и больше. Это он подсуетился, помог составить апелляцию, подтолкнул дело в нужных комиссиях, создал общественное давление. Как говорит сам Васька, в этой гадской жидовской стране, если и можно что сдвинуть, так только общественным давлением.

На Капитонова и его «Славянское Братство», защищающее русских граждан Израиля от жидовского расистского произвола, Игорь вышел случайно. Спасибо Интернету. А если бы не поставили в тюремной библиотеке двух захудалых, списанных из какой-то конторы компьютеров, то и не узнал бы, что есть в этом мире кто-то, кому он небезразличен. На сайте «Славянского Братства» был контактный телефон и форум, где делились своими бедами-несчастьями такие же, как Игорь, русаки-горемыки.

Васька приехал по первому же звонку, посочувствовал, обещал помочь. И помог! Через год Игорю скостили одно пожизненное; он стал ходить в отпуска, и тут уже подружился с Капитоновым по-настоящему. Вместе выпивали, вместе ездили по делам, вместе отмахивались от многочисленных капитоновских врагов. Однажды даже в Рамалле побывали, в гостях у одного палестинского министра, во как!

Васька говорил: «Мы с палесами братья. У нас с ними общий враг. Их угнетают жиды, и нас угнетают жиды. Если бы нам по-настоящему объединиться, то мы бы вместе всех этих сволочей только так в море бы перекидали! Вот как выйдешь, Игорек, тут-то мы с тобой такие дела закрутим!»

Игорь кивал, соглашался, но думал про другое. Он в Израиле оставаться не собирался. Если страну ненавидишь, то какого беса в ней сидеть? Мир — он большой. Вон, в Рашке какие дела крутятся, какое бабло варится — только держись. Туда надо возвращаться, вот что. Так он думал, но до поры до времени помалкивал, чтобы Ваську не расстраивать. Потому что уж больно мало было «братьев» в капитоновском «Братстве», даже письменных, на интернетовском форуме. А на демонстрации и вовсе никто не собирался.

— Вот она, пассивность наша русская, — сердился Васька. — Нас долбят, а мы крепчаем… а надо бы серчать! Серчать надо! Эта земля наша, русско-палестинская. Нашим потом политая, нашей кровью. За нее бороться надо! Бороться! Нас весь мир поддержит, вот увидишь. Европа уже деньги дает… думаешь, на какие шиши я тебе адвоката брал?

Про деньги Игорь слушал охотно, а вот про «бороться»… нет уж, нет уж, на хрен, на хрен. Домой надо, домой. А ну как мать найдется? А может, и бабка еще жива… начнем жить по новой, чем черт не шутит?! Главное, чтобы старые грехи не всплывали… А если всплывут? Не потусоваться ли тут, с Васькой, еще с десяток годков для пущей надежности? Нет, чепуха. Сколько лет уже прошло… шестнадцать… или даже семнадцать?

Игорь ухмыльнулся. Если бы та сучка осталась в живых и, допустим, родила, то сейчас у него вполне могли бы быть внуки. Внуки в тридцать пять лет! Не слабо, а? Он отщелкнул окурок в канаву. Нечего забивать себе голову всякой хренью. Ничего не всплывет. Все давно позабыто, прибито-утоплено, придавлено тяжелым грузом лет и событий. Больше там людям делать нечего, кроме как откапывать из архивной пыли дела семнадцатилетней давности! Они ведь, небось, свежие трупаки обрабатывать не успевают…

Да… он покачал головой и облизнул губы. Следователи-то наверняка забыли, а вот он помнит. Событие, может, и давнее, а воспоминание свежо, как вчера… даже сейчас приятно. Игорь почувствовал, как шевельнулось в штанах, как сердце слегка притормозило и весело прыгнуло дальше. Он улыбнулся. Сегодня. Сегодня ему должно повезти. Вот уже несколько отпусков прошли безрезультатно. Он дежурил в темных дворах, подкарауливал на безлюдных дорожках и в подъездах с заранее открытым подвалом, заглядывал в беспечно распахнутые окна… и все впустую. Нет, сучек-то бегало сколько угодно, но вот так, чтобы в одиночку, чтобы никто не помешал, чтобы никто не услышал — этого нет, никак не вытанцовывалось.

А надо-то именно так. Потому что теперь он уже ученый. Теперь он не может позволить какой-то сучке испортить ему характеристику. Он хочет выйти из тюряги и вернуться на родину. И поэтому никто не должен почувствовать, как он прихватывает свою недоумевающую добычу за шею, как сует лезвие под ее мокрый от внезапного ужаса носик, как он заламывает ее, раздирая надвое кофточку, так что пуговицы брызгами летят во все стороны и как другое лезвие — могучее, пульсирующее, огненным столбом растущее из его чресел — вспарывает сучке ее покрытый гусиными пупырышками животик. Вспарывает! Вспарывает!

Игорь перевел дух и открыл глаза. Остановка была по-прежнему пуста. Хорошо, что никто не обратил внимания, как он тут пыхтел. Да, сегодня яйца у него заряжены нешуточно. Разбаловался в отпусках… А это значит, что сегодня надо быть осторожным вдвойне. Прежде всего — алиби. Алиби у него всегда одно и то же, надежнее некуда — Васька Капитонов, славянский брат. Васька знает. Васька смеется и говорит: «Им же лучше, жидовкам. От русской спермы, небось, не похужают.»

А тогда, в самый первый раз, он про алиби даже не думал. Так уж получилось. Первый раз так и остался самым острым… вон — до сих пор колется. Второй курс института, поездка в колхоз. Тогда ему было девятнадцать. Девятнадцать лет позора.

Вообще-то не совсем девятнадцать. Позорные годы начались в пятнадцать, но все равно — каждый из этих четырех лет шел за пять, не меньше. К девятому классу все его друзья уже трахались, как кролики, и только он еще был девственником. Исступленно онанировал над глянцевыми журналами, а так чтобы с сучкой — нет. Наконец, на одной вечеринке Витька Кузнецов, выйдя из комнаты, где только что трахнул Вероничку — знаменитую давалку из параллельного класса, взял его при всех за плечо и громко сказал: «Хватит сачковать, Игорек. Иди поработай. Вероничке тебя хочется. Все уже по разу прошли, а ей всё не хватает.»

Игорь хотел ответить что-нибудь залихватское, но Витька под общий хохот втолкнул его в комнату и захлопнул дверь. Выскакивать назад означало становиться вечной мишенью для насмешек. Игорь в нерешительности стоял у двери, привыкая к темноте.

— Ну что ты там стоишь, Игореша? — Вероничка лежала на кровати, белея скрещенными ногами. — Раздевайся. Я люблю когда совсем голые.

Игорь стал раздеваться, не в силах оторвать взгляда от курчавого треугольника в низу Вероничкиного живота.

— Интересно? — лениво спросила она. — Витька сказал, что ты это только в журналах видел. А вот это там тоже показывают?

Она широко раздвинула ноги и засмеялась:

— Заходи, открыто.

Во рту у Игоря пересохло. Сердце билось у самого горла. На четвереньках он заполз на кровать. Теперь надо было делать то, что он многократно представлял себе, разглядывая порнографические картинки. Он наконец-то был в постели с женщиной! Игорь почувствовал дрожь в руках и какую-то потную слабость. Его трясло.

— Ээ-э… — разочарованно протянула Вероничка. — Да тебя еще разогревать надо. А я навроде как готовое блюдо заказывала. Ладно, черт с тобой… уж больно хочется…