Книга Дело Сен-Фиакр - Жорж Сименон

— Он ведь сам объявил, правда? Убийца должен был умереть. И раз у него не хватало смелости сделать это самому…

Самообладание у него было совершенно невероятное!

— Я сделал то, что считал своим долгом.

Интересно, слышали его остальные? В коридоре раздался топот — это сбегались слуги. Тогда доктор ринулся к двери, чтобы помешать им войти. Мегрэ не разобрал, что он им говорил, но слуги ушли.

— Я сам видел, как Сен-Фиакр бродил вокруг замка ночью накануне преступления. Потом я понял…

Готье-младший ломал комедию. Но актер из него был никудышный, и реплика его прозвучала насквозь фальшиво:

— Суд решит, насколько…

Тут раздался голос доктора Бушардона:

— Значит, вы уверены, что де Сен-Фиакр убил собственную мать?

— Совершенно уверен! Иначе разве бы я решился?

— Значит, вы видели его возле замка в ночь накануне преступления?

— Так же ясно, как вижу теперь вас. Он оставил машину на въезде в деревню.

— А других доказательств у вас нет?

— Есть. Сегодня утром ко мне в банк приходил мальчик-служка вместе с матерью. Мать и заставила его рассказать. Вскоре после мессы граф попросил ребенка передать ему молитвенник и обещал некоторую сумму денег.

Мегрэ терял всякое терпение: ему казалось, что эти люди намеренно не дают ему сыграть свою роль в этой комедии!

Да, именно комедии. Почему доктор вдруг заухмылялся себе в бородку? И почему священник тихонько отстранил от себя голову де Сен-Фиакра?

Да, этой комедии суждено было получить продолжение, в котором драма тесно соседствовала с фарсом.

И правда, граф де Сен-Фиакр поднялся на ноги, точно пробудившись ото сна. Глаза его потемнели, на губах играла зловещая усмешка.

— Ну-ка повтори! Повтори мне в лицо! — воскликнул он.

И тут раздался совершенно душераздирающий вопль.

То вырвался наружу животный ужас, охвативший Эмиля Готье, который, словно ища защиты, судорожно вцепился в руку Мегрэ.

Но комиссар отступил назад, оставив двух мужчин лицом к лицу.

Лишь один человек ровным счетом ничего не понимал: Жан Метейе. Он выглядел почти столь же перепуганным, как молодой клерк. В довершение всего кто-то опрокинул один из канделябров, и от загоревшейся скатерти потянуло гарью.

Но адвокат потушил начавшийся было пожар, вылив на стол бутылку вина.

— Поди сюда!

Это был приказ. И отдан он был таким тоном, что ослушаться было немыслимо.

Мегрэ схватил револьвер и с первого же взгляда определил, что патроны в нем холостые.

Он уже обо всем догадался. Морис де Сен-Фиакр привалился головой к священнику, шепотом велел ему молчать — пусть остальные думают, что он действительно убит наповал.

Теперь это был совершенно иной человек. Граф казался выше ростом, крупнее. Он не сводил глаз с Готье-младшего, и управляющий наконец не выдержал, кинулся к окну, распахнул его и закричал сыну:

— Сюда!

Это было неплохо задумано. Все были настолько взволнованы и растеряны, что в ту минуту у Эмиля были все шансы ускользнуть.

Трудно сказать, насколько сознательно действовал толстячок адвокат. Скорее всего, у него это получилось нечаянно. Или же опьянение пробудило в нем нечто вроде героизма.

Как бы то ни было, когда беглец уже подскочил к окну, адвокат выставил вперед ногу, и Готье со всего маху растянулся на полу.

Так он и лежал, пока чья-то рука не сгребла его за шиворот и не поставила на ноги.

Обнаружив, что держит его не кто иной, как граф де Сен-Фиакр, клерк вновь истошно завизжал.

— Ни с места! Пусть кто-нибудь закроет окно.

Граф обрушил на него первый удар — кулаком по лицу. Эмиль побагровел. Сен-Фиакр холодно взирал на него.

— Теперь говори. Рассказывай.

Никто не вмешивался. Да это и в голову никому не приходило, настолько было очевидно, что лишь один человек вправе здесь распоряжаться.

И лишь папаша Готье прохныкал на ухо Мегрэ:

— И вы ему позволите?

Еще бы! Истинным хозяином положения был Морис де Сен-Фиакр, и он был явно на высоте.

— Ты и впрямь видел меня той ночью. Что правда, то правда.

И, обращаясь к остальным, пояснил:

— И знаете где? На крыльце замка. Я собирался войти. А он как раз выходил. Я-то хотел забрать кое-какие фамильные ценности и продать. Вот мы и столкнулись среди ночи нос к носу. Было страшно холодно. И этот гаденыш заявил, что только что вылез…

Словом, вы понимаете. Да, именно так, из спальни моей матери.

Чуть сбавив тон, граф небрежно бросил:

— Тогда я отказался от своих планов. И вернулся в Мулен.

Жан Метейе выпучил глаза. Адвокат, чтобы как-то справиться с волнением, все потирал подбородок и косил глазом в сторону своего бокала, взять который он теперь не осмеливался.

— Но для доказательства его вины это был довольно слабый аргумент. Ведь в доме их было двое, и Готье вполне мог сказать правду. Как я вам говорил, Готье был первым, кто воспользовался неприкаянностью и смятением старой женщины. Метейе появился уже потом. Но как знать, а вдруг это Метейе решился отомстить, чувствуя, что его положение под угрозой?

Я должен был разобраться. Но и тот, и другой — оба были начеку. И словно бросали мне вызов.

Не так ли, Готье? Я ведь то и дело выдаю необеспеченные чеки, брожу по ночам вокруг замка, так что вряд ли у меня хватит решимости кого-либо обвинять, а то как бы мне самому не загреметь в тюрьму.

Граф размашисто зашагал по комнате, то скрываясь во тьме, то появляясь на освещенном пространстве.

Казалось, он изо всех сил сдерживается, лишь ценой гигантского усилия сохраняя спокойствие. Порой он почти вплотную подходил к Готье.

— Какое искушение — взять револьвер и выстрелить!

К тому же я сам сказал: виновный умрет в полночь. А ты станешь поборником чести де Сен-Фиакров.

На этот раз его кулак с такой силой обрушился на физиономию Эмиля, что у того из носа фонтаном брызнула кровь.

Клерк походил на издыхающее животное.

Получив удар, он зашатался и чуть было не расплакался — от боли, страха и смятения.

Адвокат хотел было вмешаться, но Сен-Фиакр оттолкнул его.

— А уж вас я попрошу не лезть не в свое дело.

И в этом чувствовалась вся разделявшая их пропасть.

Морис де Сен-Фиакр был хозяином положения.

— Извините, господа, мне еще нужно выполнить кое-какие формальности.