Книга Цвет ночи - Пола Хейтон

Мэндж не знала, как себя вести. Она ожидала, что Джеймс не будет разговаривать с ней или рассердится и не простит. Но никак не могла предполагать от него подобного участия. Джеймс тем временем выключил настольную лампу и взял в руки портфель.

— А я тебе и не предлагаю гостиницу. Ты можешь переночевать у меня.

— Не думаю, что… ну, в общем… не знаю…

— Не надо вдаваться в панику, — перебил ее Джеймс. — Завтра я улетаю во Франкфурт, самолет в пять часов утра. Поэтому поздних посиделок не будет.

Мэндж смотрела на него и не знала, как реагировать. Джеймс вел себя более чем странно. Сначала едва воспринимает то, что она говорит, затем настойчиво требует, чтобы она провела с ним ночь. Наверное, вся эта гамма чувств отразилась у нее на лице. Джеймс подошел к ней. Он смотрел на нее тепло и дружелюбно.

— Слушай, прости меня, малышка. Я знаю, чего тебе стоило прийти сюда с извинениями… Ведь я уже потерял надежду снова обрести тебя и даже почти убедил себя, что так будет лучше. Что мне все это совсем не нужно. Но теперь, раз ты здесь и мы оба признали свои ошибки, давай забудем о прошлом. Ты устала, я тоже. Давай поедем, выпьем немного, перекусим и мирно ляжем спать. Или ты хочешь провести ночку в пробке на шоссе?

— А камины?

— Стоянка здесь охраняется круглосуточно. Фургон будет под присмотром до утра.

— Ну…

— Я тебя устрою в одной из гостевых комнат. — Он улыбнулся. — Честное слово!

— У меня с собой ничего нет, — слабо возразила Мэндж, но мысленно уже согласилась.

Вот чем кончились все ее благие намерения. Собиралась зайти, принести извинения и удалиться. Но одного ласкового взгляда хватило, чтобы она забыла обо всем. Джеймс тоже это понял, а потому решительно взял ее под руку и повел к двери.

— Тебе ничего и не понадобится, — сказал он.

Почти все уже ушли, в коридоре было пусто, и их шаги гулко раздавались в тишине. Возле лифта Джеймс отпустил руку Мэндж. но она продолжала чувствовать тепло его прикосновения.

Они спустились в лифте молча. Мэндж не смотрела на Джеймса, но чувствовала на себе его взгляд. У входа ждала роскошная машина, они сели рядом на заднее сиденье. Джеймс откинулся на спинку и закрыл глаза. Мэндж поглядывала на него и видела, что он действительно устал — возле рта и глаз — едва заметные складки, которых не было раньше. Только сейчас она заметила седину на его висках. Сердце ее сжалось. Перед ней был настоящий Джеймс — человек, полный ежедневных забот и хлопот, человек, который провел утомительный день и мечтает о тихом, спокойном вечере дома.

В ее мыслях образ Джеймса никогда не менялся: он казался все тем же разбитным парнем, в которого она влюбилась много лет назад. И когда они снова встретились, она словно отказывалась замечать, что он изменился буквально во всем. Нет, это она осталась все той же наивной девчонкой, способной смутиться от одного прикосновения. А Джеймс стал взрослым, опытным мужчиной.

Неожиданно Джеймс открыл глаза и увидел, что Мэндж смотрит на него. В ее взгляде были отчаяние и тревога. Джеймс ничего не сказал, но его глаза выразили все лучше слов. Мэндж почувствовала, что все ее сомнения, сожаления, все худшие опасения рассеялись как дым. Она вдруг осознала, что любит этого мужчину, всегда любила и будет любить.

Джеймс что-то сказал шоферу, и тот ответил ему. Завязался какой-то разговор. Мэндж быта настолько далека от реальности, что голоса доносились до нее словно издалека. Ею овладело страшное волнение. Осторожно, Мэндж, говорила она себе. Не испорти ничего сейчас. Только-только все выяснилось. Еще рано начинать все заною. В конце концов он предложил только выпить, поужинать и разойтись по спальням.

Джеймс жил на верхнем этаже великолепного дома. Они прошли через гостиную, и он открыл стеклянные раздвижные двери на балкон. Оттуда открывался замечательный вид на площадь. Там, внизу за деревьями, горели огоньки открытого кафе. Несмотря на поздний час, за столиками было много людей. Они разговаривали и смеялись. Мэндж, опершись о перила, наблюдала за ними. Появился Джеймс с двумя стаканами вина.

— Давай-ка присядем!

Они сели рядом на изящный диванчик. Мэндж вдруг смутилась. Она сорвала яркий цветок и крутила его в руках, соображая, что бы сказать. Джеймс нарушил затянувшееся молчание.

— У тебя действительно замученный вид. Ты работаешь на износ. Но ты хоть высыпаешься ночью?

— Да не очень. Почти не сплю, — призналась Мэндж.

— А почему?

Мэндж не хотела лгать. Но она не собиралась нарушать хрупкое благополучие признанием о своих мрачных ночных мыслях, в которых Джеймсу здорово доставалось. Теперь это ни к чему!

— У меня очень много проблем, которые мешают спокойно спать, — сказала она.

Джеймс нахмурился.

— Я думал, что получение контракта на перестройку особняка в Грэнтоне положило конец всем твоим трудностям. Насколько мне известно, все идет хорошо, твоя фирма прекрасно работает. В чем же проблемы, дорогая?

— Это не касается работы.

— А что же тогда?

— А… — Мэндж махнула рукой. — Все из-за Гарри.

Это было правдой, вернее, частью правды.

— Так я и думал. Как всегда, Гарри. Бывает ли момент, когда ты не волнуешься о нем?

Мэндж натянуто улыбнулась.

— О моем брате сейчас есть кому волноваться и беспокоиться, кроме меня. Я ему больше не нужна. Он недавно женился и безумно счастлив в Буэнос-Айресе.

— Ну да? — удивился Джеймс. — Так чего же ты беспокоишься?

— Ему нужны деньги. Папа оставил фирму нам с Гарри. Он хотел, чтобы я отдала Гарри его часть капитала, когда тот женится. Но последние годы дела шли плохо, и у меня нет прибыли, которую можно было бы поделить. Я ходила к управляющему банком, но тот мне ничем не смог помочь. Единственное, что он мне посоветовал, это продать дом, но сейчас спрос невелик, и дело может затянуться.

Джеймс удивленно уставился на нее.

— Ты хочешь сказать, что готова продать свой родной дом ради нерадивого братца?

Мэндж вздохнула.

— Я не хочу этого делать, но не вижу другого выхода.

— Пусть подождет, ничего с ним не случится, А лучше всего пусть начнет зарабатывать сам.

— Я не могу ему отказать.

— Почему это?

Мэндж отвернулась.

— Потому что я никогда не забуду выражения его лица, когда умерла мама, — тихо и печально сказала она, зная наверняка, что Джеймс не поймет ее. — Он был крошкой, совсем маленьким мальчиком.

— А ты была маленькой девочкой! — воскликнул Джеймс. — Сколько тебе было? Десять? Одиннадцать? Ты отдала свое детство Гарри! Но не отдавай ему дом. Гарри уже не маленький, он способен сам о себе позаботиться!