Книга Тысяча и один призрак - Александр Дюма

– Это невозможно, сударыня, – возразил я, – я не вижу всадника.

– Как это вы не видите всадника, когда я вижу тень человека и лошади?

Я посмотрел по направлению ее руки и действительно увидел тень лошади и всадника. Но тщетно искал я тех, чьи тени виднелись. Я указал на это странное явление священнику, и тот перекрестился. Мало-помалу тень стала бледнеть и наконец исчезла.

Мы въехали в Берн.

Все эти предчувствия казались бедной женщине роковыми. Она все твердила, что хочет вернуться, однако продолжала свой путь.

Вследствие нравственной тревоги или вследствие прогрессирующей болезни здоровье ее настолько ухудшилось, что отсюда ей пришлось продолжать путь на носилках; этим способом она проследовала через Кандер-Таль, а оттуда на Геммн. По прибытии в Луешь она заболела рожистым воспалением и больше месяца оставалась глуха и слепа.

К тому же предчувствия ее не обманули: едва она отъехала двадцать миль, как муж ее заболел воспалением мозга. Болезнь так быстро развивалась, что, сознавая опасность своего положения, он в тот же день отправил верхового предупредить жену и просить ее вернуться. Но между Лауфеном и Брейнтейнбахом лошадь пала, всадник свалился, ушибся головой о камень и остался в гостинице, откуда мог лишь известить пославшего его о случившемся с ним несчастье.

Тогда отправили другого нарочного, но, несомненно, над ними тяготел какой-то рок: в конце Кандер-Таля он оставил лошадь и взял проводника, чтобы взойти на возвышенность Швальбах, которая отделяет Оберланд от Вале; на полпути с горы Аттелс сошла лавина и унесла его в пропасть; проводник спасся чудом.

Между тем болезнь быстро прогрессировала. По рекомендации врача больному обрили голову, так как он носил длинные волосы, а надо было класть на голову лед. С этой минуты умирающий не питал уже больше никакой надежды и в момент некоторого облегчения написал жене:

«Дорогая Берта!

Я умираю, но не хочу расстаться с тобой совсем. Сделай себе браслет из волос, которые мне обрезали

и которые я спрятал для тебя. Носи всегда этот браслет, и, благодаря этому, как мне кажется, мы всегда будем вместе.

Твой Фридрих».

Он отдал письмо третьему нарочному и велел отправиться в дорогу тотчас же после его смерти.

В тот же вечер он умер. Через час после его смерти нарочный уехал и, будучи счастливее своих предшественников, к концу пятого дня добрался в Луешь.

Но он застал жену умершего глухой и слепой. Только через месяц благодаря лечению водами ее глухота и слепота стали проходить. По истечении еще одного месяца решились сообщить ей роковую весть, к которой разные видения подготовили ее. Еще месяц потребовался ей, чтобы окончательно поправиться, и, наконец, через три месяца отсутствия она вернулась в Базель.

Поскольку и я закончил курс лечения водами, после чего ревматизм немного отпустил, то я просил позволения поехать вместе с ней. Она с признательностью согласилась на это, так как у нее появилась возможность говорить со мной о муже, которого я хотя и мельком видел в день отъезда, но все же видел.

Мы покинули Луешь и на пятый день вечером вернулись в Базель.

Что может быть печальнее и тяжелее возвращения бедной вдовы домой? Так как молодые супруги были одни на свете, то, когда муж умер, магазин заперли, торговля остановилась, как останавливаются часы, когда выходит из строя маятник. Послали за врачом, который лечил больного; разысканы были разные лица, присутствовавшие при последних минутах умершего, и благодаря им восстановили моменты, уже почти забытые этими равнодушными людьми.

Она попросила волосы, завещанные ей мужем.

Врач вспомнил, что он действительно велел остричь больному волосы; парикмахер вспомнил, что он действительно остриг его, вот и все. Волосы же куда-то запрятали, забросили – словом, потеряли. Женщина была в отчаянии: она не могла исполнить единственное желание умершего – сделать себе браслет из его волос и постоянно носить.

Прошло несколько ночей, очень печальных ночей, в течение которых вдова бродила по дому как тень. Едва она ложилась спать, вернее, едва она начинала дремать, как правая рука у нее немела и, когда онемение доходило до сердца, она просыпалась.

Это онемение начиналось от кисти, то есть от того места, где она должна была носить волосяной браслет и где она чувствовала давление от очень узкого железного браслета; а от кисти онемение, как мы уже сказали, распространялось до сердца. Очевидно, таким способом умерший высказывал сожаление о том, что его последняя воля не была исполнена.

Вдова восприняла эти сожаления с того света. Она решила вскрыть могилу и, если голова мужа острижена не догола, собрать волосы и выполнить его последнее желание.

Никому не сказав ни слова о своем плане, она послала за могильщиком. Но могильщик, хоронивший ее мужа, умер. Новый могильщик всего две недели назад вступил в должность и не знал, где могила ее мужа.

Тогда, надеясь на откровение, она, имевшая основания верить в чудеса после двойного видения лошади и всадника и давления браслета, отправилась на кладбище одна, села на могилу, покрытую свежей зеленой травой, и стала ждать какого-нибудь нового знака, по какому она могла бы приняться за свои розыски.

На стене кладбища нарисована была пляска мертвецов. Вдова вперила взор в Смерть и упорно фиксировала эту насмешливую и страшную фигуру. И вдруг ей показалось, что Смерть подняла свою костлявую руку и концом костлявого пальца указала на одну из могил.

Вдова направилась прямо к этой могиле, а когда она подошла к ней, ей показалось, что Смерть опустила руку на прежнее место. Вдова отметила могилу, пошла за могильщиком, привела его к указанному месту и сказала:

– Копайте, это здесь!

Я присутствовал при этом. Мне хотелось проследить это таинственное происшествие до конца.

Могильщик принялся копать. Добравшись до гроба, он снял крышку. Сначала он было заколебался, но вдова сказала уверенным голосом:

– Снимите, это гроб моего мужа.

Он повиновался, так как эта женщина умела внушить другим ту уверенность, какую сама испытывала.

И тогда совершилось чудо, которое я видел собственными глазами. Труп действительно оказался трупом ее мужа, он сохранил, если не считать бледности, всю свою прижизненную внешность, а остриженные волосы со дня смерти так отросли, что вылезали во все щели гроба.

Бедная женщина нагнулась к мертвому мужу, который казался спящим; она поцеловала его в лоб, отрезала прядь длинных волос, столь чудесным образом выросших на голове мертвеца. Тогда же она заказала себе из них браслет, и с этого дня онемение, которое она ощущала по ночам, прошло. Только всякий раз, когда вдове грозило несчастье, ее предупреждало об этом тихое давление, дружеское пожатие браслета.

– Ну! Вы полагаете, что этот мертвец действительно умер? И труп в самом деле был трупом? Я этого не думаю.