Книга Ключ к теософии - Елена Петровна Блаватская

поскольку одна девочка за несколько лет до этого слышала, как её хозяин, священник, читал вслух тексты на иврите, а другая слышала, как на их ферме артист играл на скрипке. Но ни одна не могла бы сделать этого столь совершенно, не будь она вдохновлена тем [Я], которое, благодаря тождеству своей природы с Мировым Разумом, всезнающе. Здесь высший принцип действовал на скандхи и двигал ими; в другом случае, когда личность была парализована, проявилась индивидуальность. Прошу вас не путать эти два случая.

Об индивидуальности и личности

Спрашивающий. Но в чём же разница между ними? Признаюсь, что до сих пор это для меня тёмный вопрос. Это та самая разница, которую вам никак не удаётся донести до наших умов.

Теософ. Я постараюсь это сделать[47], но увы, с некоторыми это сложнее, чем заставить их испытывать почтение к детским небылицам, в которые они верят, лишь потому, что сказки эти ортодоксальны, а ортодоксальность респектабельна. Чтобы хорошо понять эту идею, вам сначала следует изучить два набора «принципов»: духовных, или принадлежащих к бессмертному Я; и материальных, составляющих вечно меняющиеся тела или ряд личностей этого Я. Давайте присвоим им постоянные названия, и скажем, что:

I. Атма, «Высшее Я», — это дух не мой и не ваш, но подобный солнечному свету, сияющему для всех. Это повсюду распространённое «божественное начало», неотделимое от единого и абсолютного Мета-духа, подобно тому, как луч неотделим от света.

II. Буддхи (духовная душа) — лишь проводник атмы. Ни по отдельности, ни вместе они не более полезны для тела человека, чем солнечный свет и его лучи для массы гранита, погребённого в земле, если божественная Дуада не будет усвоена неким сознанием, отразившись в нём. Ни атма, ни буддхи недосягаемы для кармы, поскольку атма — сама [есть] высший аспект кармы, в некотором смысле её рабочий агент, а буддхи на этом плане не обладает сознанием.

Это сознание, или ум —

III. Манас[48], производное или продукт в отражённой форме ахамкары, «представлении о я», или самости. Таким образом, он, будучи неотделимо связан с первыми двумя, называется духовным Я и тайджаси (сияющим). Это и есть настоящая индивидуальность, или божественный человек. Именно это Я, первоначально воплотившись в неразумную человеческую форму, одушевлённую двойственной монадой, но не сознававшую её присутствия в себе (поскольку у неё не было сознания), сделало из этой человекоподобной формы настоящего человека. Это — то «эго», то «тело причинности» (каузальное), которое осеняет каждую личность, в которую карма заставляет его воплотиться; и именно оно отвечает за все грехи, совершённые посредством тела в каждом новом теле или личности — в мимолетных масках, скрывающих на протяжении долгой последовательности жизней истинную индивидуальность.

Спрашивающий. Но справедливо ли это? Почему это Я должно получать наказание, являющееся результатом тех деяний, о которых оно уже забыло?

Теософ. Оно их не забыло; напротив, оно знает и помнит все свои ошибки так же, как вы помните то, что делали вчера. Не вообразили ли вы, что Я забыло о них, лишь на основании того, что память, принадлежащая сложной совокупности физических соединений, которую мы называем «телом», не сохранила никаких воспоминаний о том, что сделал его предшественник, бывшая личность? Точно также назовите несправедливостью то, что новым ботинкам на ногах мальчишки, которого порют за воровство яблок, приходится терпеть наказание за то, о чём они ничего не знают.

Спрашивающий. Но разве не существует никаких способов сообщения между духовным и человеческим сознанием, или памятью?

Теософ. Конечно, таковые имеются; но ваши современные психологи их никогда не признавали. Чему можно приписать интуицию, «голос совести», предчувствия, смутные и неопределённые воспоминания и тому подобное, если не таким вот связям? Если бы у большинства людей — [или] хотя бы у образованных — была тонкая духовная восприимчивость Колриджа, отдельные замечания которого показывают, сколько в нём было интуиции! Посмотрите, с каким уважением говорит он о вероятности того, что «все мысли сами по себе неуничтожимы»:

«Если бы нужно было сделать эту способность нашего разума (внезапные прояснения памяти) более полной, потребовалась бы лишь иная, подходящая организация: тело небесное вместо тела земного — для того, чтобы перед каждой душой человеческой предстал во всей полноте совокупный опыт её предшествующего существования (а точнее — существований)».

И это тело небесное и есть наше манасическое Я.

О награде и наказании Я

Спрашивающий. Вы говорили, что Я — какова бы ни была жизнь той личности, в которую оно воплощалось на земле — никогда не бывает наказуемо после смерти.

Теософ. Никогда, разве что в тех исключительных и редких случаях, о которых мы здесь говорить не будем, поскольку природа этого «наказания» не имеет совершенно ничего общего с вашими богословскими представлениями о вечных муках.

Спрашивающий. Но если в этой жизни оно наказывается за злодеяния, совершённые в прошлой жизни, тогда именно это Я должно [так же] получать и награду — либо здесь, на Земле, либо в развоплощённом состоянии.

Теософ. Так оно и есть. И если мы не признаём какого-либо наказания вне этой земли, то лишь потому, что единственное состояние, которое знакомо духовному Я в последующем бытии — это состояние чистого, ничем не омрачённого блаженства.

Спрашивающий. Что вы имеете в виду?

Теософ. А вот что: преступления и грехи, совершённые на плане предметности, в материальном мире объектов, не могут быть наказуемы в мире чистой субъектности. Мы не верим в ад и рай, как в какие-то места, как не верим мы в объективное существование ни вечного адского пламени, ни бессмертных червей, ни Иерусалимов с улицами, вымощенными сапфирами и алмазами. Во что мы верим — так это в посмертное существование, или умственное состояние, подобное испытываемому нами, когда мы видим какой-нибудь живой и яркий сон. Мы верим в неизменный закон абсолютной Любви, Справедливости и Милосердия. И, веря в него, мы утверждаем: каков бы ни был грех и каковы бы ни были ужасные результаты исходного кармического проступка воплощающихся теперь Я[49], ни один человек (или же внешняя материальная и периодически появляющаяся форма, заключающая в себе духовное существо) по справедливости не может быть признан ответственным за последствия своего рождения. Он не просил, чтобы его родили, и не имел возможности выбрать родителей, давших ему жизнь. Во всех отношениях он жертва своего окружения, дитя обстоятельств, над которыми не властен; и если мы беспристрастно исследуем каждый совершённый им проступок, то окажется, что в девяти случаях из десяти он