Книга Вина - Владимир Николаевич Ерёменко

но завертелось все лихо. Неделю волынка идет, и еще неизвестно, чем кончится.

— Не тяни, Миша… — все больше тревожась, прошептала мать.

— Ты знаешь, мы поставляем машины на экспорт. И есть на заводе такая премия.

— Да, слышала. И про премию ты говорил.

— Так вот. Ее получают все цехи, которые участвуют в выпуске экспортной продукции. Завязана на ней и моя смена. Конец квартала. В нашем сборочном обычный штурм. Начальство жмет, чтобы план закрыть. Детали машин еще на станках крутятся, а у нас они уже по сборке проходят. Такая свистопляска каждый месяц. Идут сверхурочные, третьи смены, и все равно не укладываемся к тридцатому и тридцать первому. Нужно и тридцать второе и тридцать пятое… Вся декада следующего месяца уходит на сокрытие недоделок выполненного плана. По документам наши машины отгружены тридцатого, на самом деле они в сборочном на монтажных стендах доводятся.

— А как же железная дорога? Они же принимают…

— Да так и принимают. Сдача происходит у нас на заводе. Наши заводские железнодорожники с министерскими вот так. — Михаил переплел пальцы рук, видимо показывая этим жестом, как работают транспортники. — А тут выпала отгрузка экспортной машины на мою смену и какой-то там у них раздрай вышел. Вижу, не подписывают железнодорожники накладные по отгрузке. Премия наша летит, да что наша — всего завода. Прибежал в цех начальник производства, за ним главный инженер, мой дружок Сергей Коржов. Переполох. Как так, спрашивают у начальника ОТК, а он днюет и ночует у нас. Разводит руками и показывает на меня. А у машины той только еще станину на монтажную площадку поставили. Нам неделю нужно, чтобы собрать ее да испытания провести. Да и то, если узлы все готовы в сборе, а я знаю, что с ними еще в механических цехах работяги пластаются. И зло меня такое взяло. Смотрю на Серегу и кричу: «А ты что, не видишь! Чего спрашиваешь?» А он будто не слышит и не видит. Жмет на начальника цеха и начальника ОТК.

«Сегодня последний день квартала, и машина должна быть сдана! Нельзя сотни людей без премии оставить!» Начальник производства смотрит на него невинными глазами и говорит: «Сделаем, Сергей Павлович. Сделаем. Мы на социалистическую сохранность эту машину возьмем. У железнодорожников все равно вагонов нет». А начальник цеха нашего старик Балабин мнется. «К сожалению, Сергей Павлович, они у них есть. Ночью пригнали. Вот они и заартачились…» «Тогда грузите», — говорит Серега. «Как?» — прямо присел старик Балабин. «А так, — спокойно отвечает Серега Коржов и смотрит на начальника производства. — Грузите в ящики и оформляйте с дорогой документы на соцсохранность». Немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя. Первым очнулся начальник производства. Он оказался самым сообразительным.

«Все сделаем, Сергей Павлович, все сделаем. — И лицом просиял, будто по лотерее «Жигули» выиграл. Подходит ко мне, берет под руки и, отведя в сторону, говорит: — Выдели, Михаил Иванович, бригаду надежных ребят». «Это твою туфту грузить?» — Вырвал я у него руку. А он улыбается: «Да нет, Михаил Иванович, просто форму надо соблюсти. Предъявим груз. И оставим его в цехе на социалистическую сохранность. Все равно ему храниться здесь еще декаду, а то и две. А за это время мы все до ума и доведем. Без спешки. И качество будет гарантировано». И опять мне про социалистическую сохранность поет на ухо. Так, мол, делали уже не раз, и тут все законно. А машине, мол, все равно стоять, что упакованной в контейнеры, что на стенде. Но я ему сказал, что не дам никакой бригады и зря здесь поганятся слова о социалистической сохранности. Сказал и ушел на сборку. А он мне вслед: «Не зарывайся. Ты же знаешь, что все равно сделаем…» «Сделаете, но без меня». И пошел… И такое меня зло взяло. От брехни этой и грязи. От своего бессилия, что прямо всего колотун колотит.

— Ой, сынок, — тяжело вздохнула мать, — да зачем же ты так? — И лицо ее выразило испуг и растерянность. — Зачем?

— Да надоело же, мама! — прокричал сын. — Надоело…

Мать затихла, как-то съежившись от этого крика, и слушала дальше сына опять молча, но с все нарастающей тревогой.

— Надоело быть пешкой и говорить себе, что начальство знает больше, раз так поступает. На-до-о-е-ло, — разорвал он последнее слово и умолк.

Переведя дух, Михаил продолжал уже спокойно, видно, и сам испугавшись своего крика.

— Ушел на сборку в конец цеха к монтажникам, а через полчаса вижу — кран тащит деревянные щиты для упаковки узлов той машины, какой еще не существует… Вернулся. Уже все начальство разошлось. Хлопочут только мастер да начальник цеха. Говорю старику: «Я подписывать сдачу не буду». «А тебе, Михаил Иванович, и не надо в это дело ввязываться, — отвечает тот. — Я сам подпишу. Мне все равно, я пенсионер». И глаза у него такие виноватые и просящие. Отойди, мол, не марайся. Я все сам. «Нет, — говорю, — не надо и вам этого делать. Я не позволю…» Он смотрит на меня, качает головою, а в глазах все та же мольба. «Уйди. Уйди от греха. Если не можешь смотреть, то уйди из цеха. Ну, заболей, что ли!» И все это говорит он мне молча, а я не могу его послушаться. Меня уже понесло. «Нет, — настаиваю на своем, — не дам я вам это сделать. Не дам». «На рельсы, что ли, перед платформой ляжешь?» — спрашивает он. «Не знаю, — отвечаю, — а все равно не дам. Я в партком завода сейчас иду». А он с укором качает головою и, как помешанного, уговаривает меня: «Успокойся, тебе ничего сейчас делать не надо, иди домой, а я сам доведу смену. Послушай старика. Ты же себе напортишь, а ничего не изменишь, против начальства все равно что против ветра». А я повернулся и пошел в партком. «Ну и дурак! — крикнул он вслед. — Дурак, я тебя на цех рекомендовал вместо себя. Слышишь?»

— А мне уже все равно. Слова его слышу, а понять их не могу. Будто и правда заболел. Вот тут запекло, — Михаил протянул сжатые кулаки к груди, — и ничего с собою поделать не могу. Горячий туман в голове… Пришел в партком, а там уже все знают и опять со мною, как с больным: «Все правильно, Михаил Иванович, — говорит зам. секретаря парткома, — вы молодец, не побоялись. С этим надо кончать… Но видите ли, завод только из ямы стал вылезать, люди почувствовали… а вы опять веру в людях подрываете. Ведь вина-то не одного нашего завода. Есть еще и поставщики. Посчитайте, сколько они