Книга Мир волшебства - Бьюла Астор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я — писатель, — промолвил Норман.
Господи, когда-то он уже говорил это. Но был ли это он? Почему он не может вспомнить ни одной из написанных им книг? Он только помнит, как читал их. И почему тот эпизод, который он отпечатал вчера — или это было сегодня утром, — казался ему не выдуманным, а почерпнутым из жизни? Откуда это ощущение соленой морской воды?
Норман вздрогнул. Ему хотелось крикнуть: «Виктория, помоги мне!» Она — единственное, что связывало его прошлое и настоящее, реальность и кошмар, заполнившие сознание. Но он не мог подвергнуть ее такому испытанию.
Полицейские приблизились к нему и отступили назад.
— Сэр?
Норман почувствовал жар, словно вместо ледяного дождя его коснулось пламя. Дыхание прервалось.
— С вами все в порядке?
— Я… да. Нет.
— Почему бы вам не зайти в дом?
Голос и фигура полицейского исчезли. Вместо лужайки, которая становилась белой от мокрого снега, вместо темной узкой полосы залива Норман увидел одинокую деревянную пристань. Была холодная ночь, завтра он должен встретиться с Викторией.
— Виктория, — произнес он.
— Да, сэр. Почему бы вам не…
— Не говорите ей, — перебил его Норман.
В ответ он услышал голос молодого полицейского:
— Не говорить о чем, сэр?
— Что я не могу… вспомнить… ее имя.
— С вами все в порядке, мистер Генри?
— Мне нехорошо, — донесся до Нормана чей-то голос. Все вокруг закружилось в бешеном хороводе, и он так и не разглядел того, кто это вымолвил, хотя голос показался удивительно знакомым. Норман беспокоился за этого человека, уловив в сказанном невыносимую боль.
— Виктория, — закричал он, падая на землю и сознавая, что его никто не слышит.
Лицо Нормана коснулось жесткой травы, и он вспомнил все, что с ним произошло раньше. Только тогда под ним был деревянный настил, а холод шел от воды, плещущейся под пирсом.
Виктория замерзла, хотя Пит, укутал ее в одеяло и принес тапочки. Фантазиям пришел конец, сказала она себе. А ведь были всего день и две удивительные ночи. Неужели это все, что ей отпущено судьбой? Крошечный отрезок времени с человеком, которого она полюбила.
Виктория понимала, что могла бы поддерживать Нормана в заблуждении. Стоило лишь заставить его поверить в собственные фантазии и помочь забыть волновавшие воспоминания. Она говорила бы ему снова и снова, что любит его и знает, что он любит ее тоже. Обладая литературным даром, Виктория старательно заполнила бы все пробелы его памяти, каждую ее пустую страницу образами и ситуациями, днями и ночами, совместными обедами и тысячами других событий, которые продлили бы ложь.
Ей было под силу убедить его поверить в мечту, увлечь, возбудить. Сделать его таким, каким она хотела его видеть, каким он сам желал бы стать. Но тогда-то все превратилось бы в ложь. Каждый день, каждое мгновение ей пришлось бы обманывать его во всем.
Искушение было велико. Оно влекло и манило, но другая часть ее существа восставала: настоящая любовь должна отдавать, а не брать, делать лучше любимому, а не себе, а Норману лучше узнать правду. Однако правда убьет ее. Без его прикосновений и доверия ей уже не возродиться.
Виктория подошла к застекленной двери, чтобы позвать Нормана, но прежде, чем его имя слетело с губ, она заметила, как он покачнулся раз, другой, а затем медленно упал лицом вниз.
Виктория бросилась к нему. Ноги не слушались ее и скользили по заледеневшей траве. Ей показалось, что прошли часы, прежде чем она подбежала, хотя на самом деле его лицо едва успело коснуться лужайки.
— Норман, — закричала она, и голос ее эхом отозвался над заливом.
Словно в замедленном фильме, она увидела, как один из полицейских сначала отпрянул, а затем склонился над Норманом.
Тот на мгновение приподнял голову, и с его губ слетело белое облачко.
— Я здесь, — воскликнула Виктория и протянула руки, чтобы обнять любимого.
Ей показалось, что она поймала его взгляд, и Норман узнал ее.
— Быстрее, — закричал молодой полицейский. — Помогите мне.
Виктория прижалась к Норману лицом. Она была сейчас для него единственной защитой, единственным спасением.
— Я здесь, Норман, — всхлипнула она. — Ты не один.
Норман услышал звук удара о доски причала и почувствовал, как Майкл навалился на него. Щека Майкла была холодна, а груз, давивший на Нормана, был намного тяжелее, чем тело друга. Он попытался избавиться от ужасного видения. Но мир вокруг закружился, оставив в сознании одну только мысль — о Виктории.
Он услышал ее голос, почувствовал ее прикосновения.
— Я с тобой, — сказала Виктория, и он с облегчением вздохнул, ощущая под собой не воду, а холодную землю. Она здесь. Виктория не плод его воображения. Это ее голос, руки, ее аромат. Виктория! Он знает ее, любит, как и она его. Это правда. Это не сон. Так почему же он не мог в него поверить?
Норман открыл глаза и позволил Виктории помочь ему подняться. Поддерживая с двух сторон, полицейские довели его до двери, которую предупредительно распахнул Пит.
— Что случилось? — спросил тот.
— Я поскользнулся, — ответил Норман.
— Он потерял сознание, — объяснил полицейский.
Неожиданно Норман схватился за голову и посмотрел на Пита так, будто никогда его не видел. Сердце Виктории сжалось от страха.
Полицейский тихо прошептал Питу:
— Перед тем, как упасть, он говорил совершенно непонятные вещи, словно пытался доказать свою невиновность.
Тем временем Виктория, не обращая ни на кого внимания и думая только о Нормане, провела его в комнату и усадила в кресло. Он откинулся на спинку и закрыл глаза.
— Я так устал, — пробормотал он, — все кружится перед глазами.
Джек всегда говорил, что лучшее лекарство — это сон, тем более для того, кто испытал потрясение, а потому Виктория попыталась уложить его в постель.
— Нет, — сказал Норман, открывая глаза. — Он вернется.
— Надо уехать, — предложила Виктория. — И тогда он не сможет нас найти.
Краем глаза она заметила, как полицейские обменялись многозначительными взглядами.
— Мэри ведь умерла? — проговорил Норман. Его глаза требовали правды.
Что ответить? Она ничего не могла утверждать, зная лишь то, о чем Норман успел написать. Если его рассказ правда, то Мэри действительно умерла.
В конце концов, Виктория нашла компромиссное решение.
— Ты мне так говорил.
— Когда?
— Что когда? Когда она умерла? — переспросила Виктория.