Книга Песня русалки - Милослава Финдра

что-то о бургграфе, его характере и привычках, но она не смогла мне рассказать ничего толкового. При упоминании его сиятельства на ее лице появлялось восторженное выражение, а язык отнимался. Из чего я решила, что тот довольно молод и хорош собой. Что, впрочем, меня не сильно утешало. Стоило подумать о мужской красоте, перед глазами вставало лицо Анкера с узким подбородком, острыми скулами и холодными, как озерная вода, голубыми глазами. «Мы еще увидимся. Обязательно», – мысленно пообещала я самой себе.

Покончив с купанием и примеркой, мы прошли длинный коридор, увешанный портретами в золотых рамах, спустились по лестнице и перешли в главное крыло здания. Для завтрака я выбрала светлое платье с высоким круглым вырезом и длинными рукавами. Самое скромное и закрытое из тех, что были в гардеробной. И стоило мне шагнуть в обеденную залу, я поняла, что поступила верно. Тот взгляд бургграфа запомнится мне на всю жизнь.

Длинный, накрытый белоснежной скатертью стол разрезал зал пополам. Вокруг стояли всего три стула, два из которых были заняты. И сейчас мужчина, сидящий во главе стола, уставился на меня так, как не смотрел никто и никогда. В его глазах читалась безумная, шальная надежда. Они искрились невероятной радостью, хотя где-то на дне притаилась тревога, которую выдавали подрагивающие уголки губ, сложившихся в вежливую улыбку. Бургграф действительно был довольно молод, я не дала бы ему тридцати лет, и хорош собой. Стало понятно, почему Кэти так реагировала на мои расспросы. Я видела много таких мужчин – на картинках в книгах с волшебными историями, которые мы тайком читали в детстве. Светлые волнистые волосы, примятые золотым обручем, крепкий подбородок с мужественной ямочкой посредине, четко очерченные губы. Лицо рыцаря или принца. И сейчас этот удивительный красавец влюбленно смотрел на меня. От неожиданности я застыла, беззастенчиво разглядывая бургграфа, пока его голос не разорвал тишину.

– Дорогая, я так рад видеть вас! Прошу, присаживайтесь, и давайте наконец познакомимся!

Его голос оказался неожиданно высоким и звонким, с манерными интонациями. Не мальчишеским, а несколько… женским. Стоило ему прозвучать, и волшебный плен мужской красоты ослабел. Я отвела ногу в сторону и слегка склонилась, изображая реверанс, а после прошла к пустовавшему стулу. И оказалась лицом к лицу с миловидной дамой, судя по всему супругой бургграфа.

Она тоже была светловолоса и весьма красива, но не так, как ее избранник, будто бы нарисованный по всем правилам гармонии. Круглое лицо и пышные губы делали ее внешность несколько простоватой, хотя взгляд миндалевидных глаз с длинными ресницами был пленителен. Девушка улыбнулась, когда я села напротив, и на ее щеках появились две маленькие ямочки.

– Прошу простить нас, что мы не встретили вас вчера. Надеюсь, вы не подумали, что мы оттягиваем знакомство? – начал застольную беседу бургграф.

– Что вы, ваше сиятельство! Как я могла такое предположить…

– Дорогая, отбросьте условности, называйте меня просто Бернард, – перебивая меня, его голос взлетел еще на октаву выше. – А мою дражайшую супругу зовут Фиона. Она несколько стеснительна, но не меньше меня мечтала с вами познакомиться. Не сомневайтесь! Ах, надеюсь, мы скоро все станем добрыми друзьями.

Он мечтательно закатил глаза, а я от этих слов впала в замешательство. Что значит «мечтала познакомиться»? Зачем супруге бургграфа водить дружбу с его любовницей? А фраза о том, что нам всем стоит подружиться, звучала еще более странно и двусмысленно. Из ступора меня вывел слуга, начавший подавать блюда. Я посмотрела на стол перед собой и снова растерялась, увидев целый ряд больших и маленьких вилок с разным количеством зубьев. Подняла глаза и увидела, как Фиона, все так же мило улыбаясь, постучала пальчиком по столу, указывая на третий по счету прибор.

Повторяя за ней, я взяла блюдо с двумя поджаристыми хлебцами, на которых лежали белоснежные яичные облака с яркими пятнами желтка посередине. Аккуратно отпилила ножом кусочек, нацепила на вилку и отправила в рот. Распробовав необычную воздушную яичницу, я чуть не застонала от удовольствия. Нежный сливочный белок, похожий на омлет, который мы ели с Анкером, просто таял на языке. А обжаренный со специями темный хлеб хрустел на зубах.

Увлеченная едой, я вяло вслушивалась в звонкое журчание Бернарда. Бургграф болтал без умолку, изредка делая паузы, чтобы глотнуть разведенного с водой вина и отведать какое-нибудь блюдо. При этом он не рассказывал ничего полезного или интересного, в основном описывал, как великолепны окрестности поместья и какие чудные прогулки втроем ждут нас впереди. Также я узнала, что Фиона обладает талантом к музицированию, и нам обязательно нужно усладить свои уши ее игрой. Собственно, после завтрака по желанию графа мы все перешли в зал, где стоял огромный белоснежный рояль. Мы с Бернардом устроились на кушетке в полуметре друг от друга, а Фиона села на маленькую скамеечку перед роялем, в задумчивости уставившись на крышку.

– Радость моя, смелее! Я уже твой самый преданный поклонник, уверен, и нашей гостье твоя игра придется по вкусу, – подбодрил бургграф супругу.

Я вежливо поддакнула, и Фиона, наконец, откинула крышку рояля и заиграла. Сначала робко, несмело, но скоро музыка полностью захватила ее. Признаюсь, я оказалась впечатлена игрой. Пальцы Фионы летали по клавишам, и рояль рассказывал историю бурных чувств, чередуя тихую задумчивость с раскатистыми патетическими взрывами. В момент очередного взлета мелодии я почувствовала, что моя душа слилась с музыкальными нотами. Горло сдавило негодованием от несправедливости, которая привела меня сюда, в этот чужой роскошный зал, уведя от всего, что дорого и любимо. Но эта злость была не горячей, кипучей, как вспышка гнева. Нет, она была ледяной, как зимняя вода, колющей болью вгрызающаяся в каждую частичку тела. Когда музыка снова сорвалась вниз, замедлилась и зашептала, я была переполнена уже не негодованием, а решимостью – не дать бургграфу ни единого шанса очаровать меня или обдурить. Я вернусь в морские глубины. Вернусь. И остановить меня будет не проще, чем шторм.

Глава 11

Лабиринт искушений

Анкер попытался разлепить глаза, чувствуя, как голову сдавливает железным обручем боль. Щека прижималась к чему-то шершавому, медленно качающемуся из стороны в сторону. Ему все-таки удалось открыть глаза, и он понял, что едет в карете, привалившись к деревянной стенке. Напротив сидела юная девушка, развязно упершись ногой в лавку рядом с ним. Платье задралось вместе с пышным подъюбником, обнажая мужские штаны, заправленные в высокие сапоги.

– Оклемался? – раздался звонкий голос, показавшийся знакомым. Анкер начал вспоминать, как на площади у него спросили