Книга Бесовская банда - Сергей Иванович Зверев

станции Тихорецкая познакомился с двумя мужчинами. Те якобы нанимали работников для строительных работ в совхозе. Документы показали с печатями – все чин чином. Как их он может описать? Так один – небольшого роста, какой-то болезненный и чахоточный, с черной, с проседью, клочковатой бородой. Другой – тоже невысокого роста, но бугай, поперек себя шире! Такому только коров в колхозе крыть! А бородища тоже черная и лопатой.

На ночь глядя пошли они все через степь к «месту работы». А уже стемнело, так что до совхоза никак не успеть. Уговорили провожающие «ходока» в поле переночевать. Там как раз и сельскохозяйственное строение попалось бесхозное.

– Только мы там обустроились и храпака пора было задать, как я и сбежал, – гордо произнес «ходок».

– А чего сразу бежать? – полюбопытствовал оперативник.

– Да вот в груди как что-то провернуло, будто жернов. Рожи уж очень бандитские. И переглядываются они так… Я такой жадный взгляд знаю. Когда у тебя что-то забрать хотят, так смотрят.

– И как тебе удалось скрыться?

– Осторожно. Незаметно. Прямо через степь. Потом вернулся на станцию. Помыкался там. Сперва хотел от греха подальше домой ехать. Но не по-православному это. Не по-божески. Эти морды, глядишь, кого убьют.

Оперативник кивал. Ну что, «работодатели» по поведению вполне могли быть теми самыми «бесами». А могли и не быть. Вполне возможно, действительно из совхоза и набирали рабочую силу. Это сплошь и рядом. И как проверить?

– А место ночлега найти сможешь? – спросил оперативник.

– Смогу, – с готовностью кивнул «ходок». – Там овраг приметный. У меня память, как хороший погреб. Все можно положить, а потом в сохранности вынуть.

Оперативник критически хмыкнул. По его практике, когда так гордо говорят о своей великолепной памяти – обязательно все перепутают и забудут.

Свидетеля на ночь оставили в отделе. А утром оперативник с участковым взяли его и отправились на поиски.

«Ходок» двигался достаточно уверенно. И, наконец, указал приметное место в степи с хозяйственной постройкой:

– Вот здесь!

Строение было глиняное, ветхое. Обычно, когда посевная-уборочная, в таких ночуют крестьяне, чтобы до дома ночью не идти.

Сотрудники осмотрели место внимательно. Там были следы и какой-то мусор, свидетельствующий о недавнем пребывании здесь нескольких человек.

И тут оперативник обратил внимание на рыхлую землю. Нагнулся, вытащил финку, которую по старой дворовой привычке всегда затыкал за голенище. Ткнул в землю. И задумчиво произнес:

– И чего же здесь копали? Проверим.

Пока нашли поблизости колхозников с лопатами, пока организовали работу – полдня и прошло.

Но все усилия были вознаграждены. Едва начали копать, лопаты уперлись во что-то твердое.

Вскоре на свет божий извлекли два трупа. Недавние, еще не подгнившие.

«Ходок» смотрел на них круглыми от ужаса глазами. Представлял себя на их месте, и ему становилось дурно.

– Просчитали все, гады, – сказал опер, присаживаясь над трупом с размозженной головой. – Место в сторонке. Не просматривается и не прослушивается. Хорошо для убийства. Один раз у них прошло. Второй раз решили попробовать.

«Ходок» начал истово креститься, бормотал молитву. Потом забубнил:

– Спас меня Господь. Спас!..

Информация улетела в краевой угрозыск. Апухтин, которому сообщили о воскресной находке в понедельник, тут же вместе с Щербаковым и экспертами выехал на место. Провел там необходимые следственные действия. Также были осуществлены оперативные мероприятия на местности и станции. Как всегда, они не привели ни к чему.

Потом несостоявшегося потерпевшего доставили в Ростов и поселили в Доме колхозника. В управлении с его слов судебный художник попытался составить оперативный портрет. Но выходило как-то страхолюдно. У страха глаза велики. Но все же это было лучше, чем ничего.

После этого Апухтин принялся за свидетеля со всем тщанием. Он вытягивал не только детали, но и его оценку ситуации. «Ходок» оказался достаточно наблюдателен. И он заверял:

– Тот, который широкий и здоровый, – он как бы на подхвате. А за главного у них хилый.

– Почему вы так решили? – спросил Апухтин.

– Э, товарищ милиционер. Это завсегда видно – кто кулацкая морда, а кто у него в батраках.

Наконец, Апухтин решил, что вытянул из свидетеля все, что только можно. Но Щербаков с этим не согласился и занялся «ходоком» лично. В прокуренном кабинете он свалил на стол перед ним пухлые фотоальбомы, где нашли свой приют фотографии уголовников, скомпонованные по их «масти» – виду преступной деятельности.

Апухтин на эти альбомы не рассчитывал. Он считал, что «бесы» с криминальным сообществом напрямую не связаны. Поэтому и в альбомы попасть не могли. Но Щербаков упорно гнул свою линию.

И вот на второй день просмотров прилично утомившийся от вида уголовных рож в фас и профиль «ходок» вдруг ткнул обрадованно в фотографию и завопил:

– Он это! Он, вражья морда! Тот, что мелкий… А здоровяка не видел. Здоровяка в ваших картинках нет.

– Уверен? – спросил Щербаков.

– Еще как…

– Ну, вот и попалась змеюка, – удовлетворенно потер руки Щербаков, ощущая прилив сил и прикидывая, как сейчас обрадует руководство.

Глухое многолетнее дело, на которое потрачено столько сил, вот так неожиданно сдвинулось с места…

Глава 21

1927–1928 годы

Клим Чушко по профессии был скорняком. Но как-то издавна прилипло к нему прозвище Шкурник и не отлипало. Все его так называли.

Был он личностью неприятной, тупой, жестокой. В общем, то самое, что нужно для шайки. И на первых же делах проявил себя способным на любое зверство.

Супружескую пару они зацепили на станции Гречишкино. Заманили в степь ночью. По проверенному сценарию жертв уложили спать. И они не должны были проснуться.

Бекетову даже не пришлось работать «микстурой». Дабы показать, на что он способен, Шкурник принялся бить с остервенением бедолаг тяжелым скорняжным молотком для отбивки шкур, который таскал с собой в котомке или в ворохе своих одежд. Долбил и долбил, пока его окриком не остановил Бекетов:

– Да кончай, наконец, ирод ты!

Главарь шайки сокрушенно покачал головой, глядя, как залиты кровью вещи и одежда.

– Молоток тебе на что? – спросил он язвительно нового помощника. – Чтобы шкуры отбивать. А для человека есть «микстура». Чтобы, значит, человека не стало, а вещи остались бы. Целыми и к продаже готовыми. А теперь нам что с этими тряпками и лужей крови делать?

Шкурник виновато понурился. Но от своего молотка не отказался. Только когда нужно было и позволяли, бил сильно, но аккуратно, не острой, а тупой стороной. Чтобы дух выбить, а крови бы поменьше. И ведь правда, тащить окровавленную одежду, да потом отстирывать – это же сколько забот!

С приходом Шкурника «работа» пошла куда бодрее. Он будто придал шайке новый импульс. Все выходило по