Книга Импрессионисты: до и после - Игорь Викторович Долгополов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он быстро разобрался в лживости буффонады юродствующих фигляров, хладнокровных дельцов и почувствовал себя еще более одиноким, чем был до знакомства с ними.
Ван Гог не знал компромиссов с совестью.
Он ломился напролом.
И поэтому был страшен, как бык на корриде, затравленный пикадорами. Весь строй его первых работ насыщен почти предгрозовым мраком, хотел или не хотел этого Винсент. Талантливо, крепко сколоченные интерьеры, портреты, пейзажи заявляли о даровании недюжинном.
Несмотря на весьма простые сюжеты этих изначальных листов, они уже дают почувствовать глубоко мыслящего человека – художника-гуманиста.
…Богема Гааги жила своей жизнью. Кто-то упорно трудился, кто-то лицедействовал, ссорился, хитрил – словом, зыбкое стоячее озеро, чтобы не сказать лужа, было густо населено. Среди них мрачный, разочарованный, оскорбленный в лучших чувствах, вере в честность, святость творчества Ван Гог. Его пугали банальные приемы, заржавевшие каноны, стертые рецепты салонной ходовой живописи. Когда его покровитель мэтр Мауве дал ему рисовать гипсовый слепок античной головы, Винсент в сердцах вышвырнул его вон, разбив вдребезги. И модный маэстро изгоняет его из студии. Ван Гог снова один. Не раз он будет слушать призывы к мещанскому благоразумию, к капитуляции, к сдаче позиций. Но ответ Ван Гога был односложен: нет!..
Он говорил: «Лучше полгода не обедать… чем работать без модели, это смерть».
Никакой слащавой отсебятины, ретуши жизни, никакого приукрашивания натуры в угоду безвкусным заказчикам!
Природа толкнула его к союзу со случайной женщиной Кристиной, измученной, истертой жизнью, беременной, больной, с тремя детьми. «Син» – так назвал художник свою странную и жуткую модель.
Его связь мгновенно стала достоянием сплетен.
«Докатился! – шипели вокруг. – Взял девку с улицы».
Живописец делает свой вывод: «Научиться страдать никогда не жалуясь, – это единственный практический урок, великая наука, которую надо усвоить».
Истощенный, он ложится в больницу. Но санитарная койка не останавливает мечты: «Я хочу делать такие рисунки, которые поразят многих людей, в них я вложу частицу моего сердца». Убежав вскоре из больницы, он берется писать маслом. Винсент пишет Тео: «Когда я пишу картину, я чувствую, как в моем сознании рождаются красочные видения…полные широты и силы».
«Создавать, – с горечью продолжает Ван Гог, – все равно что пробиваться сквозь невидимую железную стену, отделяющую все то, что ты чувствуешь, от того, что ты способен передать».
И вот художник мощью своего дара пробивает эту «железную стену».
Син, вот наказание! Винсент бежит из Гааги. Впереди черная бездна неизвестности и…одиночество. Который раз художника постигает крушение в личной жизни…
И, несмотря на все, вперед!
Эту сверхзадачу по-своему осознал Ван Гог.
Он сказал:
«Самое художественное – это любовь к людям».
Гуманизм. Доброта взгляда на мир, несмотря на личные несчастья и невзгоды, – вот что отличает творчество Винсента. Чем страшнее и невыносимее тяготы, предлагаемые судьбой художнику, тем острее, победоноснее горят краски на полотнах.
Тропа новатора… Его путь лежит на земле, но конец дороги упирается в вечность. Ван Гог, пожертвовав собой – здоровьем, самой жизнью, – бесстрашно пробился к победе.
Ван Гог – новатор – хотел постичь причины движения: цвет, формы, динамику, экспрессию натуры. Его не понимали, над ним смеялись. Но он, подобно быку в ярме, пахал и пахал свое поле. Борозды его кисти лежат на холстах, грубо, коряво, но разительно правдиво и художественно. Эмоции, бурлящие в душе Ван Гога, уникальность видения, заложенная в его темпераменте, – все это получало прямой выход. Мы можем чувствовать удары пульса художника, вглядевшись в картины Винсента, – так обнажена манера письма, так открыт метод: впечатление – анализ – синтез – картина. Мы видим как бы раскрытый хирургом живой организм, так поражающе ощущается суть вещей в полотнах Ван Гога. При всей непривычности и неуютности его искусство, подвергавшееся поношению в те давние времена, сегодня глядится как гармоничная, почти классическая живопись, но с элементами какой-то таинственной экспрессии, которая пугает все меньше, чем больше всматриваешься в его творения.
Если на миг представить себе радугу из стекла, которая могла бы упасть с неба на землю, неся в себе все краски жизни, – вот ткань лучших полотен Ван Гога; каждое из них – всего лишь часть осколка радуги, ясной, чистой, яркой.
Ван Гог прошел великую школу традиций Рембрандта, Делакруа, Милле, Рейсдаля, Коро, Мане, Моне, Сислея, Писсарро и других больших мастеров.
Секрет взрывчатости его холстов – не в нарушении традиций, а в продолжении традиций.
Новая красота полотен Винсента – в огромном напряжении видения, в колоссальной строгости отбора, первичности.
…С пепелища своей жизни с Син Ван Гог бежит к отцу в брабантский городок Нюэнен. Возвращение блудного сына, измученного, сломленного стыдом, беспомощного. Снова столкновение с миром традиций, страшного буржуазного уюта. Пария не был принят. «Ты не зарабатываешь денег» – вот лейтмотив каждой беседы. «Дома меня побаиваются, как побаиваются пустить в комнаты большого лохматого пса. Он войдет и наследит своими грязными лапами…Он всех стеснит…Короче, это грязное животное…Пес прибежал сюда в минуту слабости. Надеюсь, ему простят этот промах…» И это пишет художник, картины которого через четверть века будут стоить миллионы франков.
Как не похожи судьбы великих мастеров! Единственное, что их сближает, – это труд. Гигантский, порою сизифов, но в конце концов дающий истинные плоды. Вечно голодный, питающийся хлебом и сыром, Винсент был изгоем. Зловещей белой вороной, каркающей в бюргерской тишине маленького городка. Ван Гог продолжает свои штудии. Неделями рисует руки, башмаки, пейзажи, не теряя ни минуты. Еще один внезапный удар. Умирает отец. Он упал на пороге своего дома и мгновенно испустил дух. Ночью у тела покойного Ван Гог шепчет: «Мне легче умереть, нежели жить. Умереть тяжко, но жить еще тяжелее». Винсент порывает с семьей. Отказывается от своей доли наследства. Слишком велик разрыв между ним и всеми остальными. В эти дни он работает над своей первой композицией – картиной.
«Едоки картофеля» – гимн нищете. Мрачное полотно, изображающее тупик в жизни людей, измученных нуждой и непосильным трудом. Винсент собрал ворох негодующих отзывов об этой своей работе. Он покидает враждебный Нюэнен, едет в Амстердам и первым делом спешит в музей.
У картины Рембрандта он восклицает:
«Нужно умереть несколько раз, чтобы написать такую картину!»
Три дня безвыходно он провел в музее у холстов Рембрандта, Франса Хальса. «У Хальса по меньшей мере двадцать семь черных тонов…Он четко заявляет свой сюжет сразу за счет максимального напряжения всех сил ума».
Наконец Ван Гог уезжает в Антверпен.
Он пишет Тео:
«Есть нечто необыкновенное в ощущении, что ты должен ринуться в