Книга Дневник добровольца - Дмитрий Артис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Передали, что Рамзан (военный санитар) — трёхсотый в Сердце Дракона.
29 августа, 07:50
Солнышко ласковое, утреннее.
По радио объявили, что рванули пять тонн взрывчатки под позициями «немцев». Вручили два Георгиевских креста подрывникам. Если я правильно услышал. Жаль только не наградили и ничего не сказали про тех, кто взрывчатку закладывал. Это делали наши бойцы. Я недавно писал об их героизме.
Шестьсот метров по узким трубам, до половины наполненным холодной водой, на карачках, с мешками взрывчатки. Несколько десятков заходов. Парни — герои. Рутул, Немо, Костек, Нерпа, Зелёный, Чистый. Чистый сейчас в госпитале. Отличный молодой парень. Физически выносливый. Хотел перейти в «ноги». Работа наисложнейшая. Один раз Давинчи ползал. Назвал парней, которые при мне закладывали взрывчатку — первые полторы тонны. Потом нас сменили.
Поправка. Нет, объявили о том, что взорвали в другом месте. Нашу закладку пока не рванули. Ждём. И всё равно, когда объявили о пяти тоннах взрывчатки и о том, что наградили только подрывников, я подумал о тех, кто закладывал и остался неотмеченным.
Вторая поправка. Два бойца на тягаче завезли пять тонн взрывчатки и снесли позиции нацистов. Получили за подвиг Георгиевские кресты. Это совсем другая история. Но она не отменяет нашей.
Фронт сдвигается. Земля российская пусть медленно, но уверенно возвращается на родину. Слышны выходы нашей арты. Прилётов нет. Тьфу-тьфу-тьфу.
Третья поправка (30.08). Дошла инфа, что неправильно рассчитали место закладки и предстоит перекладывать. То есть необходимо перетащить назад полторы-две тонны взрывчатки (шестьсот метров под позициями немцев по узким трубам, наполненным водой), а потом всё это добро перенести в нужное место. Голову оторвать бы тому, кто ошибся в расчётах. Парни всё равно герои.
29 августа, 09:26
Виделся с Ахмедом. Его сняли с окопов. Дают возможность отдохнуть. Ахмед расстроился. «Меня, — говорит, — одного сняли. Если бы всю команду, я бы не расстроился». — «Ахмед, — успокаиваю, — у тебя из нашего потока больше всех боевых, притом что самый сложный участок». — «Нет, — говорит, — теперь у Князя больше, чем у меня. Я, — говорит, — на втором месте. Посчитал!» Ахмед неподражаемый. Грамоте не обучен, а считать умеет. Обожаю его.
29 августа, 16:12
Сава жалуется. Старается вкусно готовить, но никому не нравится. Сава жалуется постоянно. Видимо, боится, что его уберут с кухни и опять отправят на Дракона. Сава не хочет на Дракона. Сава болеет. Говорит, что отказывают ноги. Дыхалки нет. Не сгибаются и не разгибаются колени. Сердце не по-детски шалит. Колики в почках. Радикулит. Невроз. Запор и прочие радости военной жизни. Спрашивает у нас, что лучше приготовить на ужин.
Костек отрезает:
— Готовь чего хочешь. Тебя всё равно с кухни не уберут, потому что больше нет такого идиота, который бы согласился там работать!
Я засмеялся. Костек:
— Я не прав, Огогош?
— Да, — отвечаю, — глядя на Саву и Добермана, желание работать поваром и банщиком сразу отпадает.
Доберман работает на бане. Тот ещё персонаж. Вечно печальный. Будто убитый изнутри. Полная противоположность своему позывному.
29 августа, вечер
Передал через Фому-два записку Ани. «Жив-здоров». Переживаю, что за меня могут волноваться. Начал переживать. Вдруг.
Оторвался от большой земли. За два месяца так и не решился послать от себя весточку. То возможности не было, то не хотелось людей беспокоить.
Не особо верится в то, что меня ещё кто-то помнит. Время такое, что инфопоток забивает пространство. Мирняку не продохнуть. В головах не хватает места, чтобы вместить, осознать и принять происходящее. Нет свободной полочки для частных историй.
Фома-два в штабе, там есть какая-то связь с большой землёй. Парни обычно туда ходят, чтобы позвонить домашним. У меня домашних нет. Звонить некому. Нет, конечно, есть кому и куда позвонить. Просто я боюсь, что начну тосковать. Это может меня убить. Лишить сил.
Думал-думал, как снять с себя груз лишних переживаний и решил написать записку Ани. Надеюсь, она меня поймёт и, если даст Бог выжить, не будет задавать вопрос, дескать, почему никому не звонил? Не могу я сейчас звонить и разговаривать с людьми, которые находятся на большой земле.
Попросил Фому-два сфоткать записку и отправить по ватсапу. Ещё не знаю, отправил или нет. Сложно отстроиться от мысли, что сделал что-то неправильное. Не надо было, наверное, ничего отправлять.
Живу с кашей в голове. Мне трудно с самим собой. Могу представить, как трудно со мной другим.
30 августа, семь утра
До трёх ночи не мог уснуть. Голову вконец расковыряли рассуждения о том, правильно я сделал, что послал на большую землю весточку о себе, или неправильно. Так можно с ума сойти раньше того, как на голову прилетит хрень какая свинячая. Считай, потратил время для сна непонятно на что.
30 августа, 09:07
Бича — помкоменданта. Дедуля — водитель уазика.
Бича по рации:
— Дедуля, ты куда парней отвёз?
— На лесоповал, — отвечает.
— Парням в банк надо было, деньги с карточек снять.
У меня истерика. Представил себе лица парней, которые поехали при параде с карточками и паспортами в банк обналичить денег на прокорм, а приехали валить лес.
Дедуля жжот. Мы непобедимы.
30 августа, час дня
Разбитое состояние. Ни с того ни с сего руки начали болеть и в груди давит, тяжело дышать. Вчера чувствовал себя хорошо. Последствия беспокойной ночи и мыслей о большой земле. Надо смириться с тем, что я такой человек. Умею на пустом месте накрутить себя. Когда знаешь свои недостатки, проще с ними совладать. Боженька, дай мне сил. Не подведу.
30 августа, вечер
Еврей развязал войну с русскими до последнего украинца. Нарочно не придумаешь.
31 августа, 07:51
Давинчи проснулся. Парни поздно вчера легли. Я рано ушёл к себе во флигель. Проснулся и огорошил плохой новостью. У птичников трагедия. Трое трёхсотых. Один — двести. Подробностей не знает.
На нашем участке сравнительно спокойно. Работает арта.
Десятый день на базе. Пора уже выходить. Заплесневеем.
Китайца
