Книга Мурена - Влада Багрянцева

только умывший морду и глядя на всех набрякшими глазами, собранными в кучку, сказал, что господин Иво со своей слабой печенью может поспать подольше.

Мурена, слегший с «мигренью», тоже заперся в комнате и, дождавшись пока в доме станет тихо и слуги займутся последствиями застолья, пробрался в спальню Леона, от которой у него имелся ключ, вышел на балкон и закатал рукава белой рубашки до локтей. Однако, когда он перелез на соседний балкон, едва не угодив ногой в цветочный горшок, обнаружил, что за мозаичными дверьми кто-то стоит. Он знал кто, потому толкнул их и вошел со словами:

— Какая встреча! Не скажу, что приятная, но очень бодрящая.

— Твоя работа? — кивнул в сторону кровати Альбертино, стоящий у арки балкона со сложенными на груди руками.

Мурена искренне удивился:

— Моя? — посмотрел на лежащее на животе тело господина Иво.

— Тогда чья? Я пользуюсь методами попроще, — Альбертино, отогнув край своего жакета, продемонстрировал рукояти ножей и стилетов. — К тому же это именно я вчера посоветовал хозяйке поменять его комнатами с герцогом, якобы потому, что та спальня лучше, а Его Превосходительство человек злопамятный… Что мы имеем на текущий момент: один живой герцог и один мертвый землевладелец, вдохнувший яд, которым была пропитана подушка. Явно предназначавшаяся не ему.

— Тебя послали как гарант свадьбы, — догадался Мурена. — Его Величество перестраховывается после болезни дочери. Так? — Альбертино кивнул, скучающе рассматривая пятки трупа, и он продолжил: — Значит, вчера ты спас ему жизнь. Благодарить не буду, потому что тебе за это заплатили.

— И заплатят еще, не сомневайся. Если ты так и будешь хлопать… — взгляд Альбертино уперся ему в пах. — …ушами. Скажу больше — если ты будешь слишком мешать, то мне не составит труда…

— С мертвяком что будем делать? — спросил Мурена, прерывая возможно долгий разговор.

Альбертино повернулся к покойнику с таким видом, будто тот находился не на своей кровати, а на его.

— Пусть лежит, — сказал он. — Пока слуги не обнаружат. Скончался от сердечной болезни.

— Чтобы все догадались, что на герцога готовилось покушение? — Мурена поморщился. — Бетти, крошка, не глупи. Если оставить господина Иво в нынешнем положении, то встрянем мы все. На союз герцога и королевской дочки слишком много надежд, ты же сам мне это только что сказал.

Альбертино глупым не был, потому раздумывал недолго, и вместе с Муреной они составили план по выносу покойного господина из особняка через черный ход. Перед этим его пришлось замотать в гобелен.

— Фу, смердит как тухлая рыбина, — морщился Мурена, подтыкая края гобелена с портретом хозяйки под ледяные ступни. — Еще и ногти не стриг, мерзость!

Альбертино, спустившись вниз на лужайку за домом по увитой плющом стене, убедился, что никого нет и махнул рукой. При падении с балкона у господина Иво что-то хрустнуло.

— Хорошо, что ему уже не важно, как он выглядит, — проговорил Мурена, цепляясь за сплетения стеблей и спрыгивая потом на землю.

Из гобелена показалась часть бледного зада.

— Надо было панталоны хоть надеть, — заворчал Альбертино, берясь за сверток и помогая перевязать его шнурками от занавесей.

— Ничего. В рай проскользнет без мыла, голый-то.

Дальше разделились: Альбертино отправился на конюшню за лошадью господина Иво, которую должен был отпустить в лесу за границей владений, а Мурена, прижимаясь к стене и замирая при звуке шагов, выбрался в сад, а оттуда — к дорожке, ведущей к реке, таща неудобный гобелен. По дороге господин Иво несколько раз падал, поэтому Мурена спотыкался и шипел сквозь зубы.

— Считай, наказание за грехи твои, — произнес Мурена, остановившись на передышку под деревом. — Супругу колотил? Колотил. Тещу, говорят, зарезал. Вот тебе и…

Больше с покойником Мурена не беседовал, дотащив его до моста. Сверток сразу пошел ко дну, обязуясь выплыть уже в соседских землях, а там и кануть в неизвестность вовсе. По легенде господин Иво, проснувшись в одиночестве, обиделся пренебрежением к своей персоне тем, что уехали без него, взял свою лошадь и отбыл, никого не оповестив. Господин Иво славился самодурством, потому подобная выходка была в его стиле. Альбертино должен был еще избавиться от вещей и заметить, что видел, как господин Иво выходил из комнаты. А там одной Нанайе известно, что могло стрястись с ним в дороге.

На обратном пути Мурена задумался: а что сказал бы Леон, узнай, что он скрыл? Ответ пришел сразу: ничего. Леон бы понял все и не стал бы задавать лишних вопросов. Потому что хоть и на десятую часть, но доверял ему.

Как и ожидалось, Иво за столом обсудили до исподнего, начиная от его прапрапрадеда, который был известным повесой, маменьки «интересного» поведения и прочих родичей. Мурена как обычно жевал молча, улыбался на все вопросы и всячески поддерживал сложившееся мнение о себе как о загадочном, обеспеченном холостяке, который приехал в глушь по совету друга за целомудренной благовоспитанной невестой.

— Когда домой? — передавая ему салфетки, спросил Леон.

Мурена, глядя в его добрые, как у вселюбящего отца большого семейства, глаза, ответил:

— Скоро. Обождите. Никто еще кулюбисов не сосал.

Леон вздохнул:

— Кто их вообще придумал, эти кулюбисы.

Мурена пихнул его под столом коленом.

— Соскучились по лошадям, Ваше Превосходительство?

Леон непонимающе заморгал, а потом, когда дошло, подавил улыбку:

— Да, так люблю их, что и ночевал бы на конюшне.

Скосив глаза на сидящего напротив чуть правее Альбертино, наблюдающего за ними с самым возможно кислым выражением, Мурена хмыкнул.

Вечером Леон, обцелованный всеми дамами и поздравленный с предстоящей свадьбой, запрыгнул в экипаж, будто спасаясь от пожара.

— Наконец это закончилось! — воскликнул он, задергивая шторку на двери. — Как тут все неприспособлено! А если зима — так и ехать нараспашку?

— Это летний экипаж, — отозвался Мурена. — Зимний — глухой, без окон. Расскажи мне про слона, который с носочленом, хочу послушать про него и про то, что еще было интересного в вашем мире.

— Может, лучше ты расскажешь про зверей, которые жили на твоих болотах?

Первым почему-то вспомнился леймис, похожая на огромную сороконожку тварь, нападающая из засады на все, что могло шевелиться, причем в