Книга Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров

одной веснянке разговору девицы с молодцем предпосылается, для сопоставления, разговор солнца с месяцем; солнце спрашивает месяц, рано ли он восходит, поздно ли заходит. Месяц недоволен этим вопросом: «Что тебе до этого? — говорит он. — Я всхожу на рассвете, а захожу в сумерках».

Ой, там за лисом, за бором,

За синеньким морем,

Там сонечко грало,

З мисяцем розмовляло,

Мисяця питало:

«Чи рано сходиш, чи пизно заходиш?

Ясное мое сонечко!» —

«А що тоби до того.

До зиходу мого?

Я зийду свитаючи,

А зийду смеркаючи».

С жарким летним солнцем сравнивается горячее сердце девицы, а зимнее солнце уподобляется сердцу вдовы, уже пережившему пламень любви. Летнее солнце хотя иногда и покрывается облаками, но все-таки дает теплоту, а зимнее хоть и ярко светит, но не греет; веет тогда холодный ветер.

У вдовы серце, як зимнее сонце:

Ой, хоч воно яснесенько грае,

Холодний витер вие;

А в дивчини серце, як литнее сонце:

Хоч воно й хмарнесеньке,

Все теплесеньке.

Заходящее солнце как соответственный образ сопоставляется с кончиною человека. Так, в одной чумацкой песне описывается сначала заход солнца, а потом смерть чумака.

Котилося та яснее сонце

По над горою,

А по над тею чумацькою

Та дорогою;

Та котилося та яснее сонце,

Стало примеркать;

Ой, став же той славний чумаченько

Товариства прохать:

«Ой, ви товарищи, ви мили братя,

Товарищи мои,

Та не кидайте мене, молодого,

У чужии сторони», и пр.

Но палящий жар, иссушающий растения, наводит подобие с бедностью и лишениями: так, в одной песне бедная женщина говорит, что недостатки иссушили ее, как ясное солнце иссушает красную (червонную) калину. Однообразное течение солнца сравнивается с блужданием молодца, не знающего отдыха и покоя.

Хожу блужу, хожу блужу, як те сонце в крузи!

Чи я стану, чи я роблю, мое серце в тузи.

Месяц. В песнях есть следы того миросозерцания, при котором обращались к этому светилу как к разумному и могучему существу и просили у него помощи. Это ясно указывается в одной волынской веснянке, где девица идет ночью к колодцу, находящемуся на горе под вербою, обращается к месяцу и просит объявить ей, за кого она выйдет: за милого или за нелюба.

Ой, на гори под вербою

Стояв колодязь з водою;

Там дивчинонька воду брала,

До мисяця промовляла:

«Мий мисяченьку, мий батеньку,

Скажи мини всю правдоньку:

Чи я пиду за милого,

Чи я пиду за нелюба».

В другой песне — обращение к месяцу с просьбою засветить на весь прекрасный мир, спустить вниз рога свои, осветить дуброву и показать степные дороги. Такое обращение можно почесть остатком языческой молитвы.

Ты мисяцю, який же ты ясний!

Ой, засвити на весь свит прекрасний!

Ой, спусти вниз роги,

Засвити по диброви,

Покажи вси в степу дороги!

В галицкой свадебной песне полумесяц, окончив свой путь и осветив только половину земли, приходит к морю и не почивает, а говорит: «Вот, Господи Боже, если бы я был цел, я бы всю землю осветил».

Половиною мисяченько на неби

Половину земли освитив,

Прийшов над море, не сночив:

«Ой, милый Боже, коби цилий,

То б и землейку освитив».

В более слабой степени, чем приведенные образчики, носят на себе следы того же первобытного отношения к светилу как к разумному существу нередкие в любовных песнях обращения к месяцу, напр.: девица обращается к месяцу и просит, чтоб он светил ее милому, когда милый пойдет от нее домой или в долину с своими волами, но чтоб не светил ему и зашел в тучу, когда милый пойдет к другой девице.

Ой, засвити, мисяченьку, тими долинами,

Куда иде мий миленький на ничь з волоньками.

Ой, мисяцю, мисяченьку, не свити никому,

Тильки мому миленькому, як иде до дому.

Ой, засвити, мисяченьку, тай розжени хмару,

А як пиде до другой, то зайди за хмару.

Молодые люди обоего пола сходятся на ночные игрища (улицы), и таких игрищ может быть несколько в одном селе; и вот девицы, посещающие одну из этих улиц, просят месяц к себе на улицу, потому что у них на улице красивые молодцы.

Перейди, мисяцю,

Та на нашу улицю,

А на наший улици

Та все хлопци молодци.

Так как эти улицы оканчиваются обыкновенно парными любовными свиданиями, то девушка просит месяц покровительствовать ее свиданию с милым и называет месяц перекроем, то есть «перекрывающим» любовников, так как слабый свет его благоприятствует тайным свиданиям.

Ой, мисяцю перекрою, зайди за коморю,

А я з своим миленьким трошки поговорю.

Девица просит месяц и звездочку не светить, когда на вечерницах нет ее милого, и светить, когда он там.

Не свити, мисяченьку, не свити, зирнице,

Нема мого миленького — смутни вечерници…

Свити, свити, мисяченьку, най свитять зирници…

Есть мий милий чернобривий — весели вечерници.

Иногда даже девица требует от месяца невозможного, напр., чтоб он разбился на две половины и одною светил ей, а другою — ее милому.

Месяц часто является в песнях со звездою (зарею), которая изображается его сестрою. В свадебных песнях поется: «Посылала звезда к месяцу: „Месяц, мой братец, не выходи раньше меня; взойдем оба разом, осветим небо и землю; ужаснется зверь в поле, обрадуется путник в дороге“».

Слала зоря до мисяця:

«Мисяченьку, мий братику,

Не зиходь поперед мене,

Та зийдемо обое разом,

Освитимо небо и землю,

Та острахнеться звир у поли,

Та зрадуеться гисть у дорози».

В галицкой колядке поется, что месяц шел послом от Бога к хозяину (которому колядуют) с известием, что к нему будет в гости сам Бог. Сестра звездочка просила его подождать, но месяц отвечал, что ему надобно спешить: он в послах