Книга Дедушка, не спи! - Евгений Башкарев

как Коля Розякин. А я привык к тишине. У меня сердце кровью обливается, если я слышу звон стекла.

— Всему свое, Мишань, — я ему сочувствовал и пытался успокоить. — У тебя другой характер. Другой менталитет. Пробуй меняться, подстраиваться, бороться за свое слово. Рота солдат — это сложный коллектив. Ты либо в нем, либо в ауте. Отец советовал мне всегда держаться друзей, тогда сложные люди будут обходить меня стороной. Наверное, сейчас так и происходит.

Миша хмыкнул и покрутил головой.

— Меня сложные люди стороной обходить не будут, — сказал он без улыбки. — Я для них магнит.

— Тебе только кажется, — заверил я.

Но Миша не зря поднял об этом разговор. Жизнь в роте менялась к худшему. Смелость некоторых курсантов переходила порог дозволенного и становилась абсолютно неконтролируемой. Вольности стали подвластны любые действия, совершаемые после того, как командир роты покидал рабочее место. И вот к чему это привело.

На следующий день мой дед снова организовал проверку кубриков, после которой мы попали в наряд. Эта новость не стала для нас сюрпризом. Командир выполнял обещанное, а старшина роты с радостью заполнял книгу.

В тот же день курсант Мордаков отмечал свой день рождения и, к сожалению, не придумал ничего более подходящего, чем отметить его с лучшими друзьями в родном кубрике. Вечеринка не обошлась без девочек, вольготно переступивших через причитания Миши. Его смена начиналась в девять вечера, а компания из четырех симпатичных девиц пришла в начале одиннадцатого. Если бы сегодня была суббота, возможно большую часть энергии, выработанной алкоголем, ребята бы спустили в ночном клубе. Но сегодня был понедельник. И сегодня ночной клуб открылся в нашей роте.

Когда о кафель разбилась первая бутылка, Миша забежал в кубрик и сказал, что начинается что-то страшное. Кто-то кому-то уже грозился пырнуть ножом, и, зная наших парней, я набрался смелости и пошел к селектору вызывать дежурного по академии. Это простая схема действовала, как дважды два. Звонишь в рубку, дежурный вызывает наряд милиции, кубрики вскрывают, предварительно проинформировав всех командиров и начальников, пьяных забирают, а свидетелей отправляют писать историю случившегося. Главным минусом в этой ситуации было то, что ребята после такой подставы, будут иметь к тебе определенные вопросы. С тех пор, как некоторые парни отлично повеселились в комнате отдыха, не случилось ни одного инцидента. И, казалось бы, как давно это было! После того случая, рота стала подозрительно тихой. Секрет состоял все в той же последовательности. Местное население разбредалось по домам, и роте словно перекрывали кислород. Без местных иногородним было не так весело.

Мордак собрал компанию, с которой не догулял в прошлый раз.

Я вышел в коридор и к своему удивлению не увидел не души. Звуки лились из северного крыла, но за закрытыми дверьми слышался лишь отдаленный приглушенный гул. Я добрался до холла. Возле окна стоял Рома Пискун и с кем-то разговаривал по телефону. Дверь в туалет в противоположном конце коридора была открыта. Я знал, что сегодня кто-то обязательно наблюет в раковину, ногомойку или прямо на пол. Такова жизнь. Когда живешь в казарме, приходится мириться со всем. И среди тех вещей, что по утрам приходится смывать за кем-то дерьмо, подметать под окнами бычки и презервативы — убирать из раковины блевотину, становится обычным делом. В эту ночь я молился не за забитый гальюн и раковины. Я молился, чтобы никого не убили.

Селектор висел на стене перед главным входом. На нем имелась маленькая кнопочка, нажав которую тебе немедленно отвечал дежурный или его помощник. Перед тем, как нажать на кнопку, я еще раз подумал, стоит ли так жестоко подставлять ребят. Ведь многие из них и не знают, что через несколько минут к ним придет наряд милиции и их карьера оборвется, еще не начавшись. Вот так просто, словно Господу богу, мне представился шанс решить все за них.

«Вот так просто», — подумал я… и не нажал на кнопку. Вместо этого пошел по коридору по направлению к кубрику старшины. Коленки тряслись, потому что я знал, насколько опасны некоторые из друзей Мордака, после пары стаканов спиртного. Но хуже всего было ощущать, что я знал, зачем иду. Нельзя было просто так прогнать их из роты, как и нельзя просто так запретить им пить. И с чего мне следовало начать?

Я прошел мимо комнаты самоподготовки и остановился возле кубрика номер 407. На стекле красовался плевок. Вполне обыденная вещь для этой части этажа. Я перешел на другую сторону коридора, чтобы увидеть очертания окошка кубрика номер 403.

Когда появился призрак, из-за двери вырывались звонкие голоса и смех. Ребята были счастливы. Они творили, что хотели. Никто из них не знал, что смерть уже идет за ними, минуя длинный коридор метр за метром. Смерть не сворачивала со своего пути и не рассуждала о правосудии. Ее явление носило закономерный характер. Приход и отход, точно корабль дальнего плавания.

Я почувствовал волну негатива и вжался в стену. Призрак прошел мимо, затмив занавешенное полотенцем окошко. Мое сердце замерло. Я попытался прийти в себя, но меня словно парализовало. То, что мальчишка не сумел сделать в канцелярии, он сделал сейчас. Я поддался его влиянию, которое напрочь лишило меня тела.

Вдруг часть стены в нескольких метрах от меня вспыхнула бледно-зеленым светом. Мальчишка призрак коснулся бетона, и в тусклом сиянии я увидел костлявую руку, столь обезображенную и мертвецкую, точно она принадлежала мумии, вышедшей на прогулку с того света. В следующую секунду призрак распростер руки, стена занялась мерцанием, цвет которого, как и говорил Миша, менялся с зеленого на ослепительно-белый. Мальчишка вошел в кубрик 403, не пользуясь дверью.

«Он там», — говорило мое сознание. Он там, потому что он любит веселье. И он там еще по одной причине. Внезапно я понял, что то, зачем шел, уже случилось. Никто из шумной компании не сотворит в роте кошмар. Никто не выйдет из кубрика, чтобы бить бутылки и ломать двери. Никто. В моей голове поселилась крепкая уверенность, что все самое страшное уже позади. Мальчик, спрыгнувший с крыши много лет назад, вернулся, чтобы принести роте покой. Я поплелся в обратную сторону навстречу яркому свету холла. Когда я отошел далеко от кубрика номер 403, из темноты донесся приглушенный крик. Дверь не открылась, и как только свет холла коснулся моих ног, в сердце забралась пугающая боль. Я вспомнил слова Миши:

«Он ничего не говорил…»

И потом дедушки:

«Вышвырни этого мальчишку!»

Я прошел мимо стола дневального. Миша сидел, прикусив нижнюю губу, и смотрел на входную дверь.

— Он там, да? — внезапно спросил он.

Я остановился.