Книга Ничего, кроме личного - Лана Барсукова

быть хозяином своей судьбы.

Антон затыкал уши, но это не помогало. Слова были подобны туману, который нельзя отодвинуть, обойти или опрокинуть. В нем живут, им дышат. На то это и туман.

Чтобы его оставили в покое, Антон говорил: «хорошо, я подумаю». Лена слышала только «хорошо». Тогда она улыбалась, и на какое-то время наступало затишье, жизнь возвращалась на круги своя. В эти минуты Лена со счастливой улыбкой победительницы ластилась к мужу, увлекая его в спальню.

И пока Антон принимал душ, она гладила деревянную лягушку палочкой по зубчатой спине, вызывая звуки, привлекающие удачу.

Как ни сопротивлялся Антон, но его компромиссное «хорошо» укоренилось и пустило корни. Корни дали побеги. Они оплетали Антона и тянули к обрыву, где можно рухнуть и сломать себе шею, а можно взлететь, и гордо парить над теми, кто не посмел, не позволил себе стать сильными и свободным.

Страх заставлял Антона заглянуть вниз, в пропасть. Лена же упорно задирала его подбородок, показывая красоту неба.

В какой-то момент Антон устал бороться с ней и с собой. В самом деле, он заслужил награду за свои труды. Ему обещали долю собственности, это было условием сотрудничества. Выходило, что права Лена: только слюнтяи отказываются от заслуженного и обещанного. Он ничего не забирает, он лишь защищает свое. Как говорится, чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим. Антон напевал эту песенку, стимулируя выработку драйва. Но настроение портило историческое знание того, в какую страшную мясорубку попали любители этой песни.

Напряжение нарастало. Антон напоминал сам себе человека, который боится прыгнуть с вышки. Вот он решается, забирается наверх, смотрит вниз на чудовищно далекую воду и… спускается на трясущихся ногах на исходные позиции. Но ведь другие прыгают!

Бизнес – история джунглей. То, что журналисты преподносят обывателям как куплю-продажу, довольно часто является захватом или, говоря культурно, недружественным поглощением. Антон это и раньше знал, но как-то не примерял это знание на себя. А сейчас примерил. Было такое чувство, что он надел рубашку, связанную из крапивы. Но лучше носить такую рубашку, чем ходить голым.

Прислушиваясь к себе, Антон понимал, что в нем мало предпринимательской жадности. Больше обиды. Тихон Ерофеевич унизил его, точнее уязвил. Он говорил с ним так, как будто был уверен, что Антон никогда ни на что серьезное не решится. Профилактически пугал, для острастки, как щенка. Это и было самым обидным.

В один ничем не примечательный день Антон Петухов взобрался на вышку, посмотрел на воду и почувствовал, что лучше разбиться, чем жить с осознанием своей второсортности. Он думал не про деньги. Ему не хотелось быть щенком.

Директор Петухов быстро вышел из кабинета.

– Вы надолго уходите? – спросила секретарша.

– Не знаю, как сложатся обстоятельства, – ответил он. – Возможно, увидимся завтра.

Путь Антона Петухова лежал к нотариусу. Предстояло запустить процесс раздела собственности, переписав четверть элеватора на фирму «Путь к себе». До тошноты надоело думать, любое действие казалось избавлением.

Он прыгнул с вышки. То ли потому, что его об этом просила жена, прижимающая к груди многочисленных детей, то ли потому, что надоело спускаться вниз на подогнутых от страха коленках. «Пора быть мужиком и отважиться на смелый поступок», – говорил он себе. И морщился от шаблонности и фальши этой фразы.

Всю дорогу к нотариусу в его ушах стоял такой свист, как будто он летит с вышки вниз, не зная, чем это закончится.

Пьянка

Но ничего страшного не случилось. Когда Антон вышел от нотариуса, все также светило солнце. Земля не сошла со своей орбиты. А если и сошла, то никто этого не заметил.

Оказалось, что выделить часть собственности не так-то просто. Предстоял частокол формальностей, но в целом проблема решалась в довольно обозримые сроки.

Антону стало легче дышать. Он шел и складывал в голове новые знания. Очень скоро он объявит Тихону Ерофеевичу, что готов переписать на него элеватор, но за исключением той четверти, которая была оговорена как условие их сделки. Тот начнет орать и брызгать слюной, но от этой перспективы Антону было не страшно, а противно и чуточку смешно. Все-таки Тихон Ерофеевич светский персонаж, не глава сицилийской мафии. Убить он не отважится. Да и зачем убивать? В этом случае элеватор наследуют жена и дети Петухова. Так что Тихон Ерофеевич даже кровь сдаст, если Антон попадет в аварию.

Четверть объекта будет у Лены. В этом месте своих размышлений Антон испытал противоречивые чувства.

С одной стороны, это надежный вариант. У Лены ничего забрать не получится. Она не отдаст. Нет, не так. Она ни за что никогда никому не отдаст. Лена как черная дыра, впускает, но не выпускает. Буддизм ей не помеха.

С другой стороны, есть в этом что-то досадное и неприятное для Антона. Наверное, он бы хотел, чтобы она сказала ему: «Плюнь!» Или «Пусть тот придурок подавится, не связывайся». Или уж совсем примитивное: «Здоровье дороже». Или даже сопливо-розовое: «Ты мне и без элеватора нужен». Нет, конечно, он все равно сделал бы так, как сделал. Или не сделал? Тут Антон запутался в своих размышлениях и решил, что хватит об этом думать.

Вернувшись на работу, Антон позвонил Виктору и пригласил его к себе.

Виктор, как всегда, оказался наблюдательным.

– Что-то вид у тебя, Антон, нездоровый. Случилось чего?

– Вид у меня просто усталый. В наше время это даже модно.

– Ладно, пусть так. Но на вопрос ты не ответил. Что-то случилось?

– Тут такое дело… Я решил поменять структуру собственности.

Виктор напрягся.

– Прошу тебя помочь с разными формальностями. Двадцать пять процентов переходят на фирму «Путь к себе».

Виктор не выдержал и присвистнул.

– Щедро! С размахом! Я бы даже сказал царский подарок!

Антон с укором посмотрел на него.

– Прости, просто неожиданно как-то, – извинился Виктор. – А остальное у тебя?

Антон кивнул.

– Ну что ж, с формальностями помогу. Что-то еще?

– Вроде все. Слушай, – замялся директор, – у тебя вечер свободный?

– Смотря для чего.

– Пойдем выпьем.

И они пошли. Сначала в одно место, потом в другое, потом просто с бутылками наперевес отправились на берег моря. Веселые и хмельные, почти молодые и уже битые, за которых двух небитых дают, они чувствовали, что жизнь хороша. Не в принципе, а в данный момент.

Вода лизала их ботинки, пришлось разуться, снять носки и ощутить острую колкость гальки и бодрящую прохладу воды. Они смотрели вдаль и молчали. Но молчали об одном и том же. И знали об этом.

Обоим в этот момент казалось, что в жизни для счастья нужно совсем немного. Пьяное вино, продымленный шашлык, босые ноги и бескрайний простор. Пустота в голове и приятная тяжесть в желудке. И еще человек рядом. Друг, который ценит то же, что и ты.

– Виктор, ты мне дорог! – вдруг сказал Антон.

– Антоха, – прорычал