Книга Иллюзия страха - Дарья Демидова

сказал, что мой страх вкусный.

Марк удивительно вскинул брови, не ожидая, что она так сразу переключится с обвинений на интерес:

— Ну... Это можно сравнить с едой, но мы не испытываем вкусовых ощущений. Это скорее, как разные оттенки удовлетворения.

— В каком смысле «удовлетворения»?

— Ты любишь мёд? — внезапно спросил он.

— Люблю.

— Так вот страх молодых девушек он такой же тягучий, сладковатый, как мед. Только представь, что ты не ешь мед, а ярко представляешь себе, как ешь его.

— Кажется, я поняла, — кивнула она. — Вы не едите эмоции, как простую еду, а получаете заряд положительных эмоций, сравнимый с поглощением любимой еды.

— Да, что-то типа этого, то есть это не осязаемо. Это нельзя потрогать. Очень сложно объяснить, наверное, это надо просто чувствовать, — улыбнулся он.

— Хорошо, эмоции молодых девушек — мед, а парней, детей, бабушек?

— По-разному. Люди уникальны. В плане эмоций и характера нет двух одинаковых. Да и не у всех девушек эмоции как мед, у некоторых как сок сельдерея. Зависит от самого человека. Эмоции мужчин более грубые... Ну это как женщины — варенье, а мужчины — это стейк. Более жёсткие. А дети самые вкусные. Как ягодное мороженое или мятный леденец.

— Забавные сравнения... — протянула Маша, хмурясь.

— На самом деле все гораздо сложнее, я просто пытаюсь объяснить это доступным языком. Плохо получается, да? — Марк нервно пригладил волосы, будто ему стало неловко.

— Да нет, нормально, просто подумала над разговором, там, в переговорной. И над тем, что ты сейчас рассказал. Не знаю, как акудзин смог поймать эмоции акудзина и выпить его. Но вдруг он почувствовал, что страх девушек вашего вида в сто раз вкуснее меда или ягодного мороженого? И просто не может остановиться, как наркоман?

— Я не рассматривал ситуацию с этой точки зрения, — он замер, не донеся бокал до губ. — Но тогда у нас большие проблемы.

— Почему?

— Потому что наркомания почти не лечится. Люди ради дозы продадут все, что есть, и предадут, кого угодно. Они не контролируют себя. Они помешаны и оттого опасны.

— Вас это задело, — отметила она. — Тогда другой вариант. Он с этого получает выгоду. Не еду. Еды в огромном мегаполисе у вас предостаточно. Но только вот какую выгоду... У меня мало информации.

Маша скосила глаза на книги, и Марк по-доброму улыбнулся:

— Ну пробелы в знаниях мы восполним. Времени для этого предостаточно. Но только после того, как ты придёшь в себя. Водичка что надо, — Марк подмигнул и кивнул в сторону моря.

Маша на это только улыбнулась:

— Я плохо плаваю.

— Здесь мелководье. Будешь долго идти, а вода все равно будет по пояс.

***

Уже вечером Маша не выдержала и уселась за книги. Марк решительно заявил, что берет на себя готовку и прочие бытовые проблемы. Видимо, чувствовал себя виноватым и хотел устроить Маше небольшие комфортные каникулы. Так что пока он стоял у плиты, она бродила по домику с томиком Вальдера Краузе — акудзина, жившего в начале восемнадцатого века.

— То есть почти в каждой стране мира есть общины акудзин? — спросила Маша, на миг оторвавшись от книги.

— Ага, — не отрываясь от готовки, подтвердил Марк.

— И сколько вас живёт в России?

— На данный момент пятнадцать тысяч плюс-минус.

— Ничего себе! — удивлённо воскликнула Маша. — А в нашем городе?

— Около пяти тысяч.

— Значит, круг подозреваемых огромный?

— Да, около двух тысяч акудзин, — прикинул Марк и поставил на стол миску с салатом.

— Марк... Обещайте... Пообещай, — исправилась она, — мне, что когда все это закончится, ты не сотрешь мне память.

Он замер не секунду с тарелками в руках, затем медленно опустил их на стол и оперся ладонями на столешницу.

— Я не могу тебе это обещать, Мари, — произнес он после недолгой паузы. — Есть Правление, и если они решат, что тебе не стоит помнить о том, что случилось, так оно и будет. Но я приложу все усилия, чтобы этого не произошло. В конце концов, о нас знает немало людей. Мы заключаем браки с людьми, сотрудничаем с ними.

Маша кивнула, принимая его ответ, и тут же всплеснула руками:

— Кстати, о браках! Ты говорил, что есть сильные и слабые сущности. И все девушки были слабыми, а Наталью назвал полукровкой. Отчего зависит сила сущности?

— Садись за стол, сейчас расскажу, — Марк улыбнулся и положил ей на тарелку салат. — Акудзины априори сильнее и выносливее людей. Например, наши кости твёрже, регенерация тканей быстрее... Ну ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Маша.

— Так вот... мы точно не знаем, но думаем, что тело простого человека не выдержало бы сущность. Чтобы нести в себе сущность нужно быть чуточку сверхчеловеком. Поэтому сила сущности зависит от того, насколько в акудзине много человеческого, человеческой или иной крови. Я из чистокровных, поэтому моя семья довольна сильна. У Ворона дед был человеком, поэтому он слабее, но ненамного, потому что бабушка была из потомственных акудзин. А девушки были слабыми, потому что у них кто-то из родителей человек или сами родители из полукровок. Чем больше в тебе человеческого, тем ты слабее. Так что, чем ты физически слабее, тем меньшую сущность сможешь принять при рождении. Надеюсь, нормально объяснил?

— Нормально. Странно, что ты так нервничаешь, ведь ты превосходный лектор, — улыбнулась Маша.

— Одно дело учить студентов литературного, другое, говорить по теме, которую не преподаешь. Оказывается, это тяжеловато, — усмехнулся Марк.

— Значит, ещё одна версия — наш маньяк не любит грязнокровок. Тогда у нас те же большие проблемы, потому что нелюбители грязнокровок тоже психи, согласно Роулинг, а значит, непредсказуемы.

— Тогда я точно знаю, кто он такой, — скривился Марк.

— Ух ты! — скептически посмотрела на него Маша. — И кто же?

— Есть один... нехороший акудзин. Его зовут Максим Морозов и он не любит акудзин со смешанной кровью. По силе мы примерно равны, но он кичится своим происхождением, хотя имеет единокровного брата полукровку.

— Ладно, а что ещё в нем плохого, кроме того, что он говнюк, и у тебя к нему личная неприязнь? — Маша подняла брови, призывая Марка к ответу.

— А того, что он говнюк, недостаточно? — хмыкнул он.

—