Книга Убрать ИИ проповедника - Лиза Гамаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты — шептали губы, — или не ты?
— Не я, — улыбалась Марго.
Он поднял её на руки и отнёс на кровать.
— Нам нечего бояться, Богдан. Уже нечего.
Ободранные от схватки с недоделанным панно руки не могли насытиться её кожей. От того, что было больно, удовольствие становилось ещё сильнее. Нежный, знакомый дурманящий запах кружил и без того ничего не соображавшую голову.
— Мне всё равно. Ты — моя женщина. Ты всё, что я хочу, — шептали его губы.
Её грудь казалась волшебством, уносящим его в неведомые дали наслаждения. Марго, постанывая, как будто пела самую красивую арию, написанную гением, написанную для него одного. Богдан покрывал её поцелуями, как ни делал никогда в жизни, глаза уже ничего не видели, сердце билось изо всех сил. Они стали одним целым, он обрёл то, ради чего появился на свет и ждал долгие мучительные годы, она чувствовала каждое его движение, а он её, в этом волшебном ритме тело витало в невероятности, в каком-то благе, в непонимании, что это происходит с ним, только её дыхание оставляло почти исчезающую связь с реальностью. Надо было прожить жизнь, потом переродиться и понять, что любовь никуда не ушла. Наверное, в тот момент он был и Эдвардом и Богданом и ещё кем-то, тем, кому наконец повезло. Он не мог выпустить её из рук, не дотрагиваться, не целовать — всю ночь.
Утром Богдан тихо вышел от Марго и смело направился восвояси. Опьянение ночи ещё оставалось, тело чувствовало воздушность и какую-то музыкальность бытия. Ему хотелось выбежать на летнее цветущее поле и бежать по этим цветам, как по волшебному ковру неизвестно куда. Раскрыть руки, как птица, и парить над миром, который может быть так прекрасен. Но где-то в самом дальнем уголке его наслаждения, очень тихо и немного тревожно, звенел колокольчик. Что-то почти незаметно настораживало. Нет! Это не у него звенит, это просто он слышит возможное и невозможное и ещё не привык к себе новому до конца.
Открыл дверь в свою комнату, встал под душ. Вода приятно стекала по телу, а он стоял и слушал, как она течёт, на лице продолжала блуждать идиотская счастливая улыбка — ничего не мог поделать с постоянно разъезжающимися губами. Взял шампунь, держал его в руке с минуту, забыв, что с ним надо делать, потом намылил голову, закрыл глаза. Шампунь пах шафраном и апельсином. Сначала не понял, что звучало в голове, расслабился, но потом чётко услышал голос. Прислушался внимательнее. Замер. Незнакомый женский голос, с лёгким непонятным акцентом.
— Богдан, я пришла на стук твоего сердца.
Он так испугался этого непривычного, нового голоса, что включил зачем-то горячую воду и чуть не обжёгся. Это ещё кто? Смерть, что ли? Привычка не верить своему счастью из той старой жизни ещё не отпустила. Выключил воду и опять прислушался.
— Но это моё сердце. Оно стучит для меня, — послал он ответ.
— Энергия любви для всех, — продолжил голос.
— Кто вы?
— Я — Жрица Наами. Не бойся! Это моя клиника.
Богдан всмотрелся сквозь мокрое стекло душевой кабины и увидел женский силуэт в длинном балахоне до пят. Затем он немного приоткрыл ползающую стенку, чтобы рассмотреть силуэт получше.
— Твоя нагота — это предрассудок. Мы не стесняемся своих тел. Я подожду в комнате, — сказала Жрица и исчезла.
Богдан кое-как вытерся полотенцем, накинул висевший на вешалке халат и вышел в комнату. Разбитое панно, раскиданные инструменты, валяющаяся одежда — комната оставалась в том виде, в котором он её оставил.
— Прощу прощения за бардак. Я спешил, — сказал Богдан.
Перед ним стояла молодая женщина, лет тридцати, высокая, около метра восьмидесяти, очень худая, или, точнее, узкая, тонкокостная, с почти белыми волосами, спускавшимися ниже плеч, и с яркими, большими синими глазами. Одета она была в длинную белую тогу с капюшоном, который не закрывал ни лица, ни волос и каким — то чудесным образом держался на голове, придавая её образу монашеский вид. Или сектантский. На шее на длинном шнуре висел золотой кулон с изображением Сатурна.
— Настало время нам с тобой познакомиться, Богдан. Я пришла из Внутренней земли.
Богдан стоял, не шевелясь и не произнося ни слова.
— Мы живём на планете около двадцати миллионов лет, — улыбалась Жрица, — телепортация — это всего лишь управление энергией, это технология, которой человечество Поверхности лишили по определённым причинам. Это не так сложно. Ты научишься со временем.
— Я, что, особенный? Почему я? — несмотря на неожиданность и некоторый страх от присутствия белокурой Жрицы, Богдан старался не подавать виду и спросил её немного агрессивно. Но он и правда не знал, почему она выбрала его для таких откровений, и начал предвкушать что-то новое и пугающее, какой-нибудь сложный выбор, судьбоносное решение, перемену.
— Приходит время, когда людям надо полагаться на самих себя, на свои скрытые возможности, вставать на путь познания самих себя. Только этот путь спасёт вас, — Жрица говорила непоколебимым тоном, к которому привыкли прислушиваться и исполнять без лишних вопросов.
— Вы пришли с добрыми намерениями? — осторожно спросил Богдан, уже теряя свой напор.
— Люди Внутренней земли всегда стараются помочь населению Поверхности не переступать черту самоуничтожения. Были провалы, большая волна смывала целые цивилизации, и скоро опять может наступить такой момент.
Богдан сразу вспомнил про библейский потоп, ковчег, «каждой твари по паре» и прочее — старые привязки ещё дёргали за ниточку.
— Наши провалы — это история предательств. А вы едины? — он посмотрел ей в глаза и нашёл там снисхождение. Потом на её лице промелькнула лёгкая улыбка.
— У нас тоже встречаются проблемы, но мы научились их решать мирным путём, — она нагнулась и подняла с пола валяющийся кусок деревяшки, повертела его в руках, потом разжала длинные пальцы и дерево рассыпалось, падая вниз мелкими кусочками, — сейчас мы нуждаемся в друг друге перед общей опасностью.
— Опасностью? Какой? Нам грозит рабство? — выпалил свои догадки Богдан.
— Не всем. Но надо помочь остальным. Я отвечу на твои вопросы. Придётся немного подождать. Ты на верном пути.
— Разве я знаю свой путь? — удивился Богдан.
— Нет, не знаешь.
— Послушайте, я пришёл сюда с женщиной и ради женщины. Я пришёл потому, что боялся её потерять. Потерять своё примитивное и ясное человеческое счастье. Я согласился на все условия, чтобы потом уйти. Я вижу, что становлюсь другим, точнее, я уже стал другим, чего уж там. Но, по большому счёту, это такой же я, и рядом, здесь такая же Марго. Да, у нас другие