Книга Масло - Юзуки Асако

мысли Синои. — Придется раскрыть собственные слабости, отдать в руки часть своей жизни.

Она молча кивнула.

На десерт подали запеченные яблоки и мороженое. Счет они как обычно разделили пополам и продолжили разговор, шагая по узким улочкам к станции. Все вокруг было погружено в темноту, и шум машин с проспекта казался безумно далеким.

— Какое хорошее заведение… Вот уж не подумал бы, что вы интересуетесь такими вещами.

— Раньше и не интересовалась. Но недавно нашла подругу, которая хорошо знает такие места и иногда советует мне что-нибудь.

Подруга… Рика впервые назвала так Кадзии Манако. А ведь раньше только Рэйко занимала место у нее в сердце. У Манако наверняка никогда не было близкой подруги, которой можно открыть душу.

— Давно я не ел так вкусно и основательно. Спасибо большое. Зовите еще, если соберетесь в такие места. И в следующий раз я угощаю, — неожиданно произнес Синои.

Рика невольно перевела на него взгляд и успела поймать смущенную улыбку на его лице.

— Обязательно позову, — ответила она и, споткнувшись, случайно задела грудью его плечо. Она еще не привыкла к своему новому телу и порой случайно вторгалась вот так в чужое личное пространство. Недавно Рика обнаружила, что грудь у нее увеличилась в размерах с B до D[48]. Оказалось, она из тех, кто начинает прибавлять в весе с груди. Когда продавщица, женщина лет пятидесяти, помогала ей измерять грудь, она натянула сантиметр так, что тот вдавился в кожу. Рика купила несколько новых лифчиков впопыхах, не глядя, и они не подходили ни по цвету, ни по стилю к имеющимся у нее трусикам. Такое белье мужчине и показывать не захочется…

Тут Рика остановила себя.

О чем она вообще думает? Кому она решила показываться в белье? Ее спутник — член редколлегии крупнейшего новостного агентства, а по совместительству — ее информатор, не более того.

Но если она сейчас слишком резко отстранится, будет неловко, поэтому она продолжила идти дальше, не акцентируя внимания на близость. Она спросила, где живет Синои, и тот ответил: Суйдобаси.

— Кстати… А какая у вас любимая еда? — удивляясь самой себе, поинтересовалась Рика.

— Кастелла. Я недавно распробовал кастеллу из комбини.

— Как мило, — пробормотала она, и Синои улыбнулся, блеснув в темноте белоснежными зубами.

Несмотря на приятную сытость, Рике неожиданно стало грустно, едва ли не до слез. Сколько раз уже так было: она поужинает с кем-то, а потом они со спутником расходятся в разные стороны. Пусть ей сейчас хорошо, губы блестят от мясного жира, а на языке еще жив вкус золотистого риса, впереди ее ничего не ждет, она вернется в свою пустую квартиру…

И так всегда. Какой бы вкусной ни была совместная трапеза, после нее одиночество ощущается еще острее.

* * *

Тем утром, пока Рика заполняла бумаги на посещение тюрьмы, ее без видимых причин вдруг охватило странное чувство — словно по телу хлестнула невидимая волна.

Она никак не могла успокоиться, пока с талончиком в руках ждала, когда ее пригласят пройти в комнату для свиданий. Все как всегда — длинные тюремные коридоры, лифт, охрана, — но в этот раз все казалось каким-то неправильным, и это тревожило не на шутку.

— Скажите, а вчера к вам никто не приходил? — спросила она.

На губах Кадзии Манако мелькнула едва заметная ухмылка. Наверняка ее навещают родственники, да и сторонников у нее немало. Однако Рику ужасно беспокоил вопрос: не морочит ли Манако голову и другим журналистам?

Нет времени ходить вокруг да около. Сегодня непременно нужно получить у нее согласие на интервью.

— Я могу встречаться с кем угодно раз в день. С чего это вас так волнует? Странная вы сегодня. — В тоне Манако прозвучала доля неприязни.

Рике неожиданно захотелось вцепиться в эту женщину, защищенную прозрачной перегородкой. Точно так же, как иногда хочется впиться кончиками пальцев в спелый персик или сжать в руках белоснежную сырую моти, посыпанную мелкой пудрой. Рике никогда прежде не приходилось касаться женщин в теле. Мать усердно занималась спортом, не пропуская и дня, и неизменно получала похвалы за свою стройность. Тело Рэйко было хрупким и незрелым, как у девочки-подростка, — казалось, она подсознательно стремилась скрыться в нем от мужских взглядов. Одноклассницы в школе пеклись о фигурах и были худенькими. Но Манако… У ее тела были совсем другие стандарты. Ее пышное тело было как неведомый космос, в который мужчины вкладывали безумные деньги.

— У меня к вам просьба, — решилась она. — Я хочу написать о вас. Самое лучшее — опубликовать интервью в нескольких номерах еженедельника «Сюмэй», чтобы читатели узнали вашу историю от первого лица. Конечно, я всего лишь журналист, и форму публикации определят наши редакторы, но в любом случае я позабочусь о том, чтобы материал никак не порочил ваше достоинство, обещаю.

Кадзии Манако раздраженно поджала губы.

— Я ведь сказала вам еще в первую встречу, что категорически отказываюсь говорить на тему своего ареста. Неужели вы еще на что-то надеетесь? Меня интересуют лишь разговоры о еде.

— Да, я помню. И не прошу рассказать о вашем деле. Я хочу помочь вам реабилитировать себя в глазах общества. Сделать читателей вашими союзниками. Хочу написать правду о том, как вы на самом деле жили, что чувствовали, как себя видите…

— Зачем мне это, по-вашему? Я не горю желанием потакать праздному любопытству.

— Мне кажется, узнав больше о ваших взглядах на жизнь, многие женщины, чувствующие себя не в своей тарелке, смогут сделать шаг к тому, чтобы обрести гармонию с собой. Недавно вы говорили — женщины должны смириться с тем, что проигрывают мужчинам в силе, но вы сами своими взглядами на жизнь нанесли множеству мужчин сокрушительный удар, отправили их в нокдаун — разве не удивительное противоречие? И на суде больше всего приходили в замешательство именно мужчины, причем состоятельные и влиятельные, это-то вы не станете отрицать? Многие из них никогда с вами не встречались, но вы сумели повлиять на них. Вы — другая. Вы антипод сложившемуся идеалу. Японское общество требует от женщин стойкости, терпения, старательности и одновременно — мягкости и заботливости. Отчаянно пытаясь совместить в себе все это, женщины выбиваются из сил. Я тоже была такой, но, познакомившись с вами, я наконец поняла: невозможно усидеть на двух стульях. И в своем стремлении воплотить все эти идеалы одновременно мы, женщины, никогда не выберемся из порочного круга. Никогда не обретем свободу.

— А мне плевать на других женщин. И спасать их у меня нет никакого желания. Полагаю, вам известно, что я