Книга Чистое небо - Евгений Шпунт

взял в руки один из листов…

Вернулся в келью он уже под самое утро. Голова раскалывалась, глаза болели и слезились, но настроение у Мартина было лучше некуда. Он успел прочесть несколько глав из подаренной венардийцами книги (самое начало, о происхождении эльфов. Они поклонялись луне, считали ее живым существом и верили, что когда-то она сотворила их очень далеких предков. Раньше их даже называли лунным народом.), и переписал эльфийский алфавит и несколько самых простых слов на принесенный с собой лист пергамента. Все прошло гладко. Ночью Мартин собирался снова пробраться в библиотеку, а пока нужно было поспать хотя бы пару часов, иначе за работой в скриптории он будет клевать носом и Бирн, чего доброго, еще заподозрит неладное.

Не успел он закрыть глаза, как за окном загудел рожок, а вскоре в коридоре раздались шаги и дежурный принялся колотить в двери келий. Мартин сел на жесткой койке, потянулся и помотал головой, чтобы отогнать сон, но получилось так себе. Голова все еще болела и казалась тяжелой, будто в нее свинец залили, глаза жгло.

— Нет, так не пойдет, — пробормотал он себе, растирая ладонями лицо. Нужно умыться холодной водой. Перед тем, как идти на утреннюю молитву в зал Тысячи Звезд, задержаться у умывальника, может, голову туда сунуть, и он будет как новый. Всего-то дел.

Мартин отнял руки от лица и почувствовал, как где-то в районе желудка мерзко заныло.

— Небо грозовое, — прошептал он, уставившись на свои ладони широко раскрытыми глазами.

Красные. Обе ладони были ярко-красного цвета, как будто он окунул их в краску.

— Небо грозовое!

Мартин в панике вскочил, вылетел из кельи и бросился к выходу из дорматория, спрятав руки в рукавах рясы и расталкивая братьев локтями. Его окликали, кто-то возмущенно, кто-то с недоумением, спрашивали что-то про лицо, но Мартин был так перепуган, что не обращал ни на кого внимание. Он проклинал себя за гордыню и легкомыслие. Дурень! Вообразил себя самым умным, еще был доволен, что вовремя вспомнил про ловушку из натянутых ниток. Только забыл, что библиотекарь не глупее его, а кроме ниток есть еще способы узнать, трогал ли кто-нибудь книги. Ну дурень же! Просто…

Мартин бегом добрался до галереи, опоясывающей зал Тысячи Звезд, кинулся к каменному умывальнику в стене, и застонал, увидев расплывающееся в воде отражение своего лица. Красные пятна на щеках, на лбу и вокруг глаз, как у скоморохов, которых он видел давным-давно на турнире в Беломосте. Он сунул сложенные лодочкой ладони под струю воды и принялся тереть руки и лицо, но толку не было никакого. Монахи уже стали собираться в зале, позади Мартина образовалась очередь, а он все пытался смыть пятна с лица и ладоней, хотя и начал понимать, что это бесполезно. В конце концов Мартин сдался. Тяжело вздохнув, он набросил капюшон, снова спрятал руки в рукава и присоединился к остальным, ожидающим начала молитвы. По крайней мере сонливость как рукой сняло, мрачно подумал мальчик.

А потом, когда появился настоятель и началась молитва, капюшон пришлось снять. Мартин чувствовал на себе взгляды, удивленные и насмешливые, и был бы не против, если бы небо сейчас послало молнию и убило его на месте. Потому что по окончании молитвы…

— Прежде чем перейти в трапезную, — сказал настоятель, как делал это каждое утро. — Те из братьев, кто допустил в течении вчерашнего дня какой-либо проступок и хотят облегчить душу, могут выйти вперед, покаяться и получить прощение.

Мартин наконец осмелился поднять глаза, и конечно, старик, говоря, смотрел прямо на него. И хуже того — рядом с настоятелем стоял Бирн, хмурился и тоже не сводил с мальчика глаз.

Ох, ладно. Он глубоко вздохнул и шагнул было вперед, но его опередил один из монахов.

— Вчера во время работы в скриптории я обнаружил, что с моего стола пропала золотая краска, — начал он, повернувшись к остальным и опустив голову. — И я вспомнил, что на днях Лиам просил одолжить ему немного. Сказал, что краска нужна ему для иллюстраций «Песней свода небесного», а я тогда отказал, потому что у меня самого мало осталось. В общем, я решил, что Лиам взял коробочку с краской. Я грубо говорил с ним и даже обвинил в воровстве, но потом, уже в самом конце дня, нашел коробочку на полу. Она, наверное, упала и закатилась под стол, а я не заметил. Я раскаиваюсь и прошу небо и брата Лиама простить меня.

— Прощаю от всего сердца, — отозвался тот из толпы.

— Воздержись сегодня от пищи и питья кроме хлеба и воды, Ормонд, и считай, что небо простило тебя — сказал настоятель. — Далее..?

Мартин шагнул вперед.

— Я просил Бирна выдать мне книги об эльфах. Бирн отказал. Тогда ночью я пробрался в библиотеку, нашел эти книги и читал их. Я… — он запнулся. — Я должен был послушаться брата библиотекаря. Я раскаиваюсь.

— Про эльфов, ну да, — прошептал кто-то за его спиной и хрюкнул, будто пытаясь сдержать смех. Библиотекарь сурово взглянул на монахов.

— Да, Доран, про эльфов. В отличие от того, что искал ты, когда забрался в библиотеку несколько лет назад. Той книги, кстати, там уже нет, если кто-то еще об этом подумывает. Отказал я не зря, потому что все что вам нужно знать о тех, кто не смотрит в небо, вы уже знаете, а забивать себе голову ненужными знаниями о врагах людей в лучшем случае бесполезно, а в худшем — вредно. Но я подозревал, что так просто Мартин от своего не отступится, поэтому в тот же день с разрешения отца настоятеля нанес на страницы книг пасту из сока красного жароцвета. — он позволил себе еле заметно усмехнуться. — Мартин, прощаю тебя от всей души. На сегодня ты освобожден от работы.

Мартин недоуменно моргнул.

— Небо прощает тебя, — добавил настоятель. — Если станет совсем невтерпеж, обратись к травщику.

Все расходились, а Мартин стоял на месте, растерянно оглядывался и не понимал, что происходит. Его простили, не назначив никакого наказания, даже освободили от работы в скриптории, и… что там сказал настоятель? Что-то про травщика? Ничего не понятно.

Его хлопнули по плечу и Мартин вздрогнул от неожиданности и обернулся. Это был Доран, тот самый, что хихикал над ним несколько минут назад. Он смахивал на убрийца — широкоплечий и низкорослый, ниже Мартина, хотя и был старше его года на два.

— Я, это… я извиняюсь, — сказал он. — Рот на замке держать не умею. Ты это… лучше до вечера здесь сиди, не отходи далеко