Книга Полуночное солнце - Рэмси Кэмпбелл

от гипноза, Бен шагнул в тень дома и открыл калитку в каменной стене, доходившей ему до груди.

Конечно, он никак не мог почувствовать тень, однако же ему вдруг стало холоднее. Он опасливо двинулся по хрустевшей под ногами дорожке, которую обрамляли заросшие сорняками цветочные бордюры, и остановился на крыльце между таинственно узким окном гардеробной и давно немытым окном в эркере под балкой оттенка свинца. Когда-то входная дверь казалась ему входом во владения великана, и она до сих пор была на несколько голов выше его. Пока он нашаривал замочную скважину, с двери слетела чешуйка краски, выставляя напоказ дубовую древесину. Сунув ключ в замок, он ощутил запах старого дерева и услышал, как ошметки краски шуршат под ногами. Он повертел ключом туда и сюда, однако тот никак не мог войти в механизм замка. Тогда Бен в сердцах толкнул дверь, и она открылась вовнутрь, словно отпертая кем-то с другой стороны.

В дверном проеме он видел лишь темноту, настолько глубокую, что ей, казалось, нет конца. Опустив ключ в карман, Бен выждал, пока привыкнут глаза. Он еще сильнее, чем раньше, чувствовал себя ребенком: словно проснулся посреди ночи, чтобы увидеть, как изменяется дом, и вот теперь не в силах дышать, оттого что сердце бьется где-то в горле. Понемногу он начал различать кое-какие контуры: толстые перила, начинавшиеся в пустоте в нескольких шагах впереди и исчезавшие где-то во мраке наверху, края двух приоткрытых дверей и их рамы справа от себя. Он рассмотрел бы больше, если бы кухонная дверь в дальнем конце коридора была открыта, но он и так достаточно хорошо припоминал обстановку, чтобы шагнуть вперед и потянуться к латунному выключателю рядом с гардеробной. Рычажок мгновение сопротивлялся, затем щелкнул, опустившись в своем гнезде, едва заметно перекошенный влево. Все здесь было в точности, как он помнил, вот только свет в прихожей не загорелся.

Бен даже видел лампочку, выпуклость, парящую в полумраке. Он прошел вперед по истертому ковру и широко распахнул ближайшую дверь. За ней оказалась лишенная мебели комната в двадцать квадратных футов, с голой лампочкой под потолком. Он зашлепал ладонью рядом с дверным косяком и нащупал прохладный выключатель, однако лампочка не зажглась. Должно быть, электричество в доме отключено. Он не мог вспомнить, где находится щиток, к тому же опасно искать его без фонарика. Вздохнув, Бен вышел из комнаты, и тут с грохотом закрылась входная дверь.

– Ну, ладно, раз тебе так больше нравится, – произнес он.

Конечно, это порыв ветра – ему показалось, он слышит, как слабо поскрипывают деревья за кухонной дверью, – но впечатление было такое, словно сам дом велит ему остаться. Бен держался за столбик перил, дожидаясь, пока сердце немного успокоится, и рассматривал узоры света на полу комнаты, длинные косые полосы, настолько призрачные, что он усомнился, видит ли их на самом деле. Обещание света манило его в комнату.

Эхо его шагов сделало комнату гораздо просторнее, чем она была. Если бы не круг на потолке, из которого свисала лампочка, круг с лепным орнаментом, сложным даже в темноте и всегда наводившим его на мысль о готовом растаять морозном узоре, он запросто поверил бы, что потолок здесь выше самых высоких деревьев в лесу. Когда он остановился под орнаментом, ему показалось, он сделал очень много шагов, чтобы пересечь комнату, как это было в детстве. Это впечатление и огни Старгрейва в окне справа от него вызвали дрожь во всем теле, настолько сильную, что ему показалось, он сбрасывает камень с души.

– Господи, – прошептал он.

Бен не видел Старгрейва, только его огни. В таком виде город казался всего лишь символом, ключом, способным отпереть его память. Примерно в это время года эта комната бывала полна света, стеклянные цветы сверкали на елке, которую Стерлинги приносили из леса, и сейчас вид Старгрейва заставил его поверить, что все, пережитое когда-то комнатой, до сих пор царит вокруг него в темноте. Он едва не услышал голос деда, рассказывающего зимние сказки, от которых, казалось, снежинки начинали плясать на горных кряжах и ветер колыхал лес и вереск на пустошах под звездами. Эти сказки дед брал из книги Эдварда Стерлинга, подумал Бен, да и сам он пересказывает их в собственных книгах, они до такой степени сделались частью его, что он не понимал, откуда они приходят. А теперь ему казалось, он упускает их главную суть, он чувствовал, как что-то в темноте готово предстать перед ним. Внезапно слишком разволновавшись, чтобы стоять неподвижно, он вышел обратно в прихожую.

Она показалась уже не такой темной, или же более знакомой. Он дошел до двери кухни и распахнул ее. На стенах висели открытые шкафчики, заполненные темнотой; очертания раковины и плиты поблескивали в свете поджарого полумесяца над лесом. Помогать на кухне бывало настоящим приключением, особенно перед Рождеством: ему позволяли протыкать жареную птицу гигантской вилкой, а дед обещал позже научить его украшать пирог в честь солнцеворота, на котором сам он вырисовывал глазурью такие узоры, что от одного взгляда на них у Бена кружилась голова. Как же он мог все это позабыть? На мгновение он поверил, что если оглядеться по сторонам, то увидит этот узор, поблескивающий где-то в темноте. Он развернулся спиной к лунному свету и распахнул дверь столовой.

Просторная комната была лишена мебели, однако он мог вообразить, что большой круглый стол из дуба по-прежнему здесь, в темноте, мог вообразить, что его родные ждут, пока он присоединится к их кружку, чтобы они все вместе одновременно взорвали хлопушки, подавая сигнал к началу танца, который исполнял его дед, трижды огибая стол в одну сторону, а затем в другую. В конце ужина дедушка разрезал пирог и давал первый кусок Бену, приговаривая: «Впусти в себя немного зимы». Бен нервно хохотнул, поражаясь, сколько всего он забыл. И когда комната засмеялась вместе с ним, он вышел в прихожую.

На этот раз он заметил дверь под лестницей. Ну, разумеется, в этом чулане находятся распределительный щит и главный рубильник. Он мог бы включить свет, но теперь предпочел этого не делать – воспоминания проведут его по дому; и еще он подумал, они получаются такими живыми частично благодаря тому, что он не может рассмотреть комнаты в подробностях. Воспоминания начали казаться важными лишь потому, что были средством добраться до конца, но какого конца? А еще надо выяснить, что же такое он видел в окне своей прежней спальни.

Поднимаясь по ступенькам и держась за ледяные перила, он ощущал, что тьма на