Книга Кангасейро - Жозе Линс ду Регу

ты еще пришел с этой новостью об аресте негра. Я уже подозревал что-то недоброе. Негр должен был принести мне сообщение о нападении на Жатоба. Хорошо еще, что я не захотел связываться с этим судьей. Теперь капитан в Баиа, и дело затянется надолго. Боюсь только, как бы негр не распустил язык; если этот дьявол сознается, мы все пропали. Сынок, Касуса Леутерио приказал убить моего мальчика, он повелевает здесь, как король. В Жатоба в его распоряжении много солдат. Все полетит к черту, если негр начнет болтать. И все же будь уверен: капитан, твой брат, еще посчитается с этим Касуса; если не сегодня, так завтра. Я молю только, чтобы бог дал мне сил дожить до этого дня. А потом пусть приходят сюда солдаты и уничтожают все, что у меня есть. Мой сын в земле, рядом с матерью…

На обратном пути к ним подошел Жеронимо поговорить о плотнике. Хозяйственные постройки никуда не годятся.

Но капитан не обратил внимания на его слова и прошел к себе в каза-гранде.

— Вот проклятый старик! У него мозги, видно, размягчились! Ему говорят о деле, а у него в одно ухо влетает, в другое вылетает, пропадает всякая охота работать на него. Да, что он сказал о твоей матери?

— Капитан думает, как и вы, что это безнадежное дело.

Вечером за отцом прибежал Зе Луиз и, с трудом переводя дух, рассказал:

— Мимо нас проходила мать Бентиньо. Старуха была не в себе. Остановилась у дома и наговорила много нехорошего. Мать послала меня, чтобы я поскорее все рассказал Бентиньо.

Бентиньо обеспокоился и хотел сейчас же бежать за матерью. Но в это время пришли капитан Кустодио и мастер, чтобы договориться с Бентиньо.

— Нужно быть осмотрительным, сынок, — сказал Жеронимо. — С такой болезнью шутки плохи. Я пойду с тобой, нужно как-нибудь увести старуху домой.

Бентиньо, бледный, с блуждающим взглядом, не в силах что-либо предпринять сам, молил капитана:

— Капитан, во что бы то ни стало надо найти мать.

— Не убивайся, сынок, я видел, как принесли в гамаке моего окровавленного сына, это было пострашнее.

— Да, капитан, дело это серьезное. Я пойду с парнем, поищу старуху. Она наверняка бродит где-то здесь поблизости, — сказал Жеронимо и увел растерявшегося Бентиньо.

— Мастер Жеронимо, мать может утонуть в реке, сейчас река разлилась, и это опасно.

— Успокойся и положись на меня.

Бентиньо не мог собраться с мыслями. На дороге не видно было ни души. Только валуны и зелень деревьев сверкали на солнце в сертане.

Дома синья Анинья немного успокоила их:

— Старуха вернулась с вязанкой хвороста. Все же лучше принять меры, сын мой, так не может продолжаться. Она способна сделать что-нибудь с собой. Алисе издали шла за ней и видела, как старуха бегом взбиралась к дому. Я хотела подойти к ней, но побоялась напугать.

Мастер Жеронимо и Бентиньо ушли, оставив взволнованную синью Анинью; дочь старалась успокоить ее.

— Доченька, ты не обратила внимания на глаза старухи? Никогда ничего подобного я не видела. А волосы? Я так испугалась, когда увидела эту женщину на дороге. Она явилась сюда, чтобы сделать нам что-то дурное.

— Мать, я чувствую только, как страдает Бентиньо. Старуха такого наговорила в бреду. Вы слышали, как она кричала, что это она родила Апарисио? Мать, а какой голос был у нее! Внутри у меня все похолодело от страха.

— Девочка, за ее словами скрывается многое. Ведь они пришли из Педра, где была эта история со святым. Может, в нее вселился дух метиса, а, если такое войдет в тело, его уже не выгонишь. Зе Луиз слышал, что к Бентиньо приходил какой-то человек, весь желтый, с длинными волосами. В лавке сеу Лукресио рассказывали Зе Луизу о дружбе капитана Кустодио с кангасейро. А старуха только и говорила об Апарисио.

— Она ведь сумасшедшая, мать, — сказала Алисе и замолчала.

Анинья продолжала:

— Я не слепая, доченька. Я хорошо вижу, что вы любите друг друга. Теперь Бентиньо будет трудно, у него на плечах сумасшедшая мать, а это на всю жизнь.

Мастер и Бентиньо встретили негритянку Ассунсион. Она возвращалась с похорон отца и была еще вся в слезах.

— Старуха, твоя мать, подходила к нашему дому и всех проклинала. Она не в своем уме. Так кричала, что люди даже испугались. Старуха очень плоха. Около трех часов пополудни она поднялась по откосу с вязанкой хвороста.

Мастер Жеронимо давал советы Бентиньо, как лучше удержать старуху дома.

— Сынок, это — не простое дело. В дверях нет запоров. Если ты закроешь ее в комнате, она изломает все и убежит совсем. Все может случиться…

Когда они приблизились к дому, уже начало темнеть. Бентиньо даже не заметил, как они миновали чащу. Он боялся встречи с матерью, боялся увидеть, как это дорогое ему существо гибло. Мастер не терял самообладания.

— Самое страшное, — говорил он, — если она испугается меня. Тогда останется только один выход — связать старуху. Это, конечно, тяжело, но тут уже придется забыть о жалости. Ты войдешь первым и, когда нужно будет, позовешь меня.

Ноги у Бентиньо подкашивались, тело похолодело, как у мертвеца, он шел крадучись, словно опасался кого-то разбудить. Переступив порог дома, он никого не увидел. Все было тихо. Тогда он прошел на кухню — огонь в очаге погас. Прислушался — ни звука. Осмелев, он приоткрыл дверь в комнату матери… И в ужасе закричал. Синья Жозефина висела в петле. Прибежавший на крик мастер перерезал ножом веревку, и окоченевший труп упал на пол. Бентиньо обнял безжизненное тело матери и зарыдал. Мастер вышел из дому, чтобы не видеть всего этого.

Голоса ночи врывались через открытые двери в дом. Холодный северо-восточный ветер доносил запах шафрана с огорода синьи Жозефины. У Жеронимо разрывалось сердце, он не мог слышать рыданий Бентиньо. «Нужно сходить за синьей Аниньей и Алисе. Надо будет проводить покойницу с молитвой». Ничего не сказав, он быстро ушел оповестить своих о случившемся несчастье.

Бентиньо остался в доме один у тела лежащей на земле матери. Весь дрожа от страха, он ни о чем не мог думать; он не находил соломинки, за которую мог бы ухватиться. И тут он вспомнил о Домисио — о своем родном, любимом брате. Он уселся возле дома, и ему показалось, что он слышит скрип покачивающегося гамака. Тогда он вскочил и убежал к жуазейро. Но в темноте было еще страшнее. Он не знал, сколько времени провел в таком состоянии. Потом услышал голоса на дороге и,