Книга Знаменитые петербургские дома. Адреса, история и обитатели - Андрей Юрьевич Гусаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Н.С. Лесков
Когда появились полуциркульные окна первого этажа, сказать сложно – скорее всего, в советское время, хотя реконструкция в этот период в источниках не отмечается.
Иван Корнилович Максимович происходил из дворян Полтавской губернии, имел брата Клавдия Корниловича, дослужившегося, правда, только до полковника.
В доме Максимовича в квартире № 89 в 1863 г. жил писатель Н.С. Лесков. Детство и первые годы взрослой жизни у Лескова прошли в городе Орле. В 1847 г. в возрасте 16 лет он переехал в Киев к своему дяде С.П. Алферьеву, у которого жил, работая в Киевской казенной палате и посещая лекции в университете вольнослушателем. В Санкт-Петербурге он впервые появился в 1860 г., живя у экономиста действительного статского советника И.В. Вернадского, выпускника Киевского университета. В тот год, когда писатель переехал в дом Максимовича, он вернулся после длительной командировки от газеты «Северная пчела», которой предшествовал скандал на правительственном уровне.
Постоянным сотрудником газеты «Северная пчела» Н.С. Лесков стал в начале 1862 г., работая над передовицами и очерками по разным темам: от бытовых зарисовок до критических статей о литературе.
Пожар в Петербурге 28 и 29 мая 1862 г.
В среду 30 мая 1862 г. в газете вышла статья Лескова «Настоящие бедствия столицы», результатом которой стало разбирательство у самого государя императора Александра II. К тому же на писателя посыпались обвинения в предательстве и доносительстве со стороны демократической общественности.
«Среди всеобщего ужаса, который распространяют в столице почти ежедневные большие пожары, лишающие тысячи людей крова и последнего имущества, в народе носится слух, что Петербург горит от поджогов и что поджигают его с разных концов 300 человек. В народе указывают и на сорт людей, к которому будто бы принадлежат поджигатели, и общественная ненависть к людям этого сорта растет с неимоверною быстротою. Равнодушие к слухам о поджогах и поджигателях может быть небезопасным для людей, которых могут счесть членами той корпорации, из среды которой, по народной молве, происходят поджоги», – писал Н.С. Лесков о трагических событиях в столице.
Далее в статье он описывает невзгоды погорельцев и задает законный вопрос о работе полиции: «Во время пожара в Апраксином дворе были два случая, свидетельствующие, что подозрения эти становятся далеко небезопасными. Насколько основательны все эти подозрения в народе и насколько уместны опасения, что поджоги имеют связь с последним мерзким и возмутительным воззванием, приглашающим к ниспровержению всего гражданского строя нашего общества, мы судить не смеем. Произнесение такого суда – дело такое страшное, что язык немеет и ужас охватывает душу… Но как бы то ни было, если бы и в самом деле петербургские пожары имели что-нибудь общее с безумными выходками политических демагогов, то они нисколько не представляются нам опасными для России, если петербургское начальство не упустит из виду всех средств, которыми оно может располагать в настоящую минуту. Одно из таких могущественнейших средств – общественная готовность содействовать прекращению пожаров. <…> Потом, для спокойствия общества и устранения беспорядков, могущих появиться на пожарах, считаем необходимым, чтобы полиция тотчас же огласила все основательные соображения, которые она имеет насчет происхождения ужасающих столицу пожаров, чтобы вместе с тем тотчас же было назначено самое строгое и тщательное следствие, результаты которого опубликовались бы во всеобщее сведение. Только этими способами могут быть успокоены умы и достигнуто ограждение имущественной собственности жителей!».
Особенно власть разозлили слова о беспомощности городских чиновников, не способных справиться ни с пожарами, ни с причиной их появления.
«Мы уверены, что сетования лично на г. обер-полицмейстера не имеют никакого основания, что он употребляет в дело все имеющиеся у него средства, и желаем, чтобы он нашел тотчас же средства воспользоваться тем благородным энтузиазмом, который предлагают столице волонтеры, а с начальниками военных команд вошел в сношение о том, чтобы присылаемые команды являлись на пожары для действительной помощи, а не для стояния. <…> На народ можно рассчитывать смело, и потому смело же должно сказать: основательны ли сколько-нибудь слухи, носящиеся в столице о пожарах и о поджигателях? Щадить адских злодеев не должно; но и не следует рисковать ни одним волоском ни одной головы, живущей в столице и подвергающейся небезопасным нареканиям со стороны перепуганного народа. Мы не выражаем всего того, что мы слышали; полиция должна знать эти слухи лучше нас, и на ней лежит обязанность высказать их, если она хочет заслужить себе доверие общества и его содействие», – завершал свою статью Лесков.
На следующий день на стол императора легло сообщение о статье в «Северной пчеле» (с приложением самого очерка), Александр II ознакомился с ним и начертал своей рукой: «Не следовало пропускать, тем более что это ложь». Мнение монарха тут же довели до издателей газеты. Но проблема заключалась в том, что редакция не могла ни в чем упрекнуть автора – многое из написанного было правдой. В газете нашли самое простое решение возникшего недоразумения – отправить Лескова в качестве корреспондента подальше от столицы. Пока он будет отсутствовать, все забудут и пожары, и статью, вызвавшую неудовольствие на самом верху. Так и произошло, и за много месяцев путешествия Н.С. Лесков посетил западные провинции Российской империи, побывав в Вильно, Гродно, Пинске, Львове, Кракове и Праге. В конце его поездки был… Париж! В Петербурге тем временем ситуация успокоилась.
Вернувшись домой, Лесков напечатал серию путевых заметок «Из дорожного дневника» и «Русское общество в Париже».
С момента возвращения писатель живет в доме Максимовича, где работает над повестями «Житие одной бабы» и «Овцебык». Здесь же он обдумывает сюжет будущего романа «Некуда».
Ольга Евгеньевна Габрилович
В доме на Невском проспекте он прожил всего несколько месяцев и осенью 1863 г. перебрался в квартиру в доходном доме Тацки, на Литейный пр., 43.
Из других знаменитостей, к сожалению, забытых к сегодняшнему дню, можно назвать имя первой в нашей стране женщины, получившей степень магистра фармации. Ее звали Ольга