Книга Повешенный - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О том, что у цесаревича Николая весьма своеобразные представления о совести и долге дворянина перед императорской фамилией, разговоры в армии ходили и раньше. Ни раз, и ни два, офицеры подавали прошения об отставке или переводе, отказываясь служить под началом царственного самодура. Прошедшим летом такое прошение подала сразу группа офицеров, и скандал тогда еле удалось замять. Одно недавнее присутствие царя на казни заговорщиков чего стоило! В Петрополе до сих пор горожане рассказывают шепотом, что Николай победно улыбался, наблюдая как из-под ног приговоренных выбивают скамью, и люди извиваются на виселице в предсмертных судорогах. И, вот теперь этот приказ…
Илья Сергеевич прикрыл глаза, и в голове тут же всплыло содержание депеши, доставленной час назад из столицы: «Оный приказ по прочтении сжечь в присутствии фельдъегеря. Всем узникам секретного этажа оставаться в своих казематах до особого распоряжения. Перевод в другие камеры запрещаю. Через два дня предоставить новый рапорт о положении дел в Секретном доме». Наверное, майору никогда теперь не забыть этих бездушных слов…
— Мстительная сволочь… Меня, боевого офицера, в палачи записал⁈
Майор треснул кулаком по столу, отчего стакан подпрыгнул и опрокинулся на небольшой оловянный поднос, служивший начальнику тюрьмы пепельницей. Илья Сергеевич даже не заметил, как немного вина пролилось на горку пепла, оставшегося после сожжения депеши. Он продолжал сидеть, уставившись в одну точку, и совершенно не понимал, что ему теперь делать.
Выполняя тайный приказ царя, он должен сейчас снова загнать арестантов в подземные камеры, где ледяная вода уже наверняка доходит до колен, а то и до пояса. А к утру она поднимется еще выше, и вполне возможно, целиком затопит подземный этаж. То есть, он своими руками должен отправить троих людей на верную мучительную смерть. По воле одного сиятельного негодяя, струсившего отдать подлый приказ открыто. Депеша сожжена, теперь никто и никогда не узнает о содержании этого приказа, а майор Турубанов навсегда останется в памяти людской жестоким палачом, сгубившим беззащитных, чтобы выслужиться перед царем. Хитро придумал подлец… Но как ему, Турубанову, жить потом с этим?
Как военный человек он обязан выполнить любой приказ императора, даже если сам считает этот приказ преступным. Это его офицерский долг. Но как дворянин, он должен после этого пустить себе пулю в висок, смыв позор кровью. Только ведь на том свете все равно предстоит держать ответ перед Господом за такую подлость. А еще там придется взглянуть в глаза своему старому боевому товарищу, сына которого он отправит сейчас умирать в заполненную водой камеру. Пашку — которого знал с детства. Пашку — который когда-то спас от смерти его собственного сына.
Так может, не так уж неправы были эти отчаянные ребятки, что затеяли заговор против императора, оказавшегося трусливым мерзавцем?
—… Вода!!! — разнесся встревоженный крик в коридоре.
И через минуту, громыхая сапогами, в кабинет ворвался с выпученными глазами один из надзирателей — Брылкин.
— Ваше благородие, вода прибывает! Начало затапливать и первый этаж.
Илья Сергеевич встал, размашисто перекрестился и совершенно трезвым голосом отдал приказ подчиненному
— Готовьте заключенных. Придется переводить их в старую тюрьму при казармах. Там хотя бы есть камеры на втором этаже.
— В кандалы арестантов заковать?
— Брылкин, ты совсем сдурел?!! — разъярился Турубанов — Как мы их в кандалах по такой воде поведем? Или думаешь, что кто-то решится на побег в этом кромешном аду⁈
* * *
…После криков о том, что вода прибывает, в коридоре поднялась беготня надзирателей. Загремели решетки, забухали подкованные сапоги — кто-то из тюремщиков помчался докладывать начальству о новой напасти. А через несколько минут по коридору разнесся зычный голос майора
— Всем арестантам одеться и приготовиться с вещами на выход.
Интересно, куда они нас теперь денут? Секретный дом — одноэтажный, так что если только к голубям под крышу. Чтобы мы окончательно околели там от холода среди птичьего дерьма!
Сапоги мои, конечно, толком не просохли, как и низ у штанов. Но делать нечего. Морщась, натягиваю все на себя, надеваю шинель, и взяв вещевой мешок, подхожу к решетке. Жду. Но за нами с Алексеем приходят в самую последнюю очередь — видимо, чтобы мы ни с кем не пересекались. Связывают нам руки и выводят в коридор. У входных дверей я наконец-то вижу Петра Южинского.
— Паша! — радостно кидается он ко мне.
— Запрещено разговаривать! — сильный тычок прикладом в плечо заставил его отпрянуть и вспомнить, где мы находимся. Петя попытался возмутиться, но я незаметно покачал ему головой. Не нужно лишний раз злить конвойных, от них сейчас слишком много зависит.
Южинский мой посыл понял и благоразумно отступил. А потом увидел стоящего за моей спиной Алексея в маске и открыл рот от удивления. Я снова качнул головой. Все потом…
Из кабинета вышел Турубанов. Осмотрел нашу живописную троицу, тяжело вздохнул. Встретившись со мной глазами, отвел взгляд, словно в чем-то провинился. Странно как… Но времени обдумать его непонятное поведение нет. Илья Сергеевич подошел к Алексею, накинул ему на голову глубокий капюшон длинного плаща. Теперь уж рассмотреть загадочного арестанта стало совершенно невозможно.
— За мной! — скомандовал майор, забирая масляный фонарь из рук подчиненного и, не оглядываясь больше, вышел на улицу. Конвой тронулся за ним.
Не знаю, куда нас сейчас ведут, но очень надеюсь, что всех поселят где-нибудь рядом. Поговорить с Петей очень хочется, мы не виделись с ним сто лет!
На улице творится светопреставление… стихия словно обезумела. Кромешная темнота, фонарь в руках Турубанова ни хрена не освещал, только подсказывал направление идущим за ним. С неба льет холодный дождь, с ног сбивают порывы сильного ветра. Уже через секунду и лицо, и волосы становятся мокрыми. Бредем чуть ли не по колено в воде. Подол длинной шинели тут же намокает и добавляет ей веса. А вскоре она уже вся напитывается водой, давя грузом на плечи. Куда мы идем, зачем…?
Проходим въездную арку, решетка которой сегодня поднята. Переходим ров по мосту. Вернее то место, что раньше было рвом. Сейчас-то вода разлилась по всему внутреннему двору крепости, и очертания рва едва угадываются в темноте, мост тоже скрылся под водой. Внутренний двор крепости хоть и освещен фонарями, но сейчас они лишь отбрасывают причудливые блики на воду, покрытую рябью из-за сильного ветра и дождя. Силуэт церкви едва угадывается за его пеленой.
За то время, что мы просидели в казематах Секретного дома, здесь сильно все изменилось. Снег растаял, под ногами чувствуется брусчатка, хоть сейчас она и скрыта под водой. Где-то впереди видно мельтешение огней. Мы подходим к длинному двухэтажному зданию казарм, которое тянется вдоль крепостной стены. На этом наши мучения закончены, мы заходим внутрь здания.
Здесь светло и сухо, поскольку под первым этажом есть еще и высокая подклеть, но тепла тут не чувствуется. Зато наблюдается великая суета. Двери открыты настежь, солдаты гарнизона, как муравьи, перетаскивают из подвала наверх какие-то мешки, ящики и плетеные короба. Похоже, и здесь подземелья затопило. Нас ведут к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Обстановка тут очень похожа на Петровскую крепость, но более мрачная. Галереи тянутся бесконечно. Где-то слышны громкие мужские голоса, топот ног и такие звуки, словно по полу перетаскивают что-то тяжелое. Мы проходим мимо дверей, обшитых железными полосами, дружно хлюпая сапогами. У Турубанова они еще и противно скрипят после того, как промокли.
Камера, куда нас запихивают, рассчитана на троих, что странно. Хотя, чего тут странного… это видимо помещение гарнизонной гауптвахты для провинившихся солдат. И здесь по крайней мере тепло. Относительно тепло, конечно. Но печурка в углу у двери стоит, осталось только дрова принести. Надзиратель развязывает нам руки, и пока мы разминаем затекшие запястья, Турубанов ставит фонарь на грубо сколоченный стол. Разворачивается к нам лицом.
— Думаю, господа, вас не нужно предупреждать, что все разговоры между заключенными запрещены? Надзиратели будут постоянно находиться на посту с другой стороны двери. К сожалению камер здесь не хватает, этот корпус старой тюрьмы давно уже
