Книга План на первую тысячу лет - Светлана Цыпкина

— рок, этно, блюз… Тебе нравится блюз?» — «Что такое блюз?» — «Музыка такая… А какая вообще тебе музыка нравится?» — «Кевин, я не понимаю тебя». — «Извини, забыл, что ты…» — «Неважно».

Мужчина время от времени перекладывал тяжелый ящик из одной руки в другую, вертел головой по сторонам и не упустил возможность подфутболить мелкий камешек, попавшийся под ноги. А женщина просто передвигалась — равномерный шаг, скупые движения рук, коротко стриженая темноволосая голова застыла в одном положении. Ангелу уже очень хотелось заглянуть ей в лицо, в глаза — и он боялся того, что ожидал там увидеть.

Дорожка привела на холм, возвышавшийся в середине луга — этакую смотровую площадку, откуда далеко был виден город, дальняя трасса и коттеджные поселки за синей извилистой лентой реки. В центре холма, водруженная на низкий круглый фундамент, стояла белая пирамида высотой с двухэтажный дом. Ее образовывали пять треугольных клиньев, между которыми падали солнечные лучи. Азирафель обошел загадочную конструкцию, отметив про себя полную гармонию всех ее сторон и граней, и немного полюбовался на то, как белый цвет чудесно контрастирует с зеленью травы и голубизной неба.

— Тебе точно больше ничего не потребуется? — услышал он мужской голос с противоположной стороны пирамиды.

— Точно.

— Ну, я пошел тогда… Ты позвони, как закончишь, я приду за ящиком. И все-таки подумай насчет озера, а?

— Нет. — Женский голос был таким ровным, что с него могли бы взлетать вертолеты.

— В общем, я на связи.

Послышался звук удаляющихся тяжелых шагов. Азирафель подождал, пока они затихнут, и вышел из-за пирамиды.

Мэри, сняв одну из белых панелей и присев на корточки, что-то делала между треугольниками. Возле нее стоял раскрытый ящик с инструментами и лежали две продолговатые матовые лампы с длинными цоколями.

Усилием воли ангел заставил себя видеть не изуродованную жертву Самаэля, а обычную смертную женщину. Он смотрел на худую спину, обтянутую фирменной сине-белой футболкой, тонкую незагорелую шею, впалый затылок, маленькие нежные уши… Наконец, собрался с духом и со всей возможной деликатностью сказал:

— Доброе утро, Мэри.

Смертные всегда удивляются и настораживаются, когда какой-то незнакомец называл их по имени. Но не в этот раз.

— Доброе утро, — с неизменным безразличием откликнулась Мэри, не поворачиваясь и не прерывая работы.

Она могла решить, что я слышал их разговор с тем мужчиной, подумал ангел, и поэтому не удивилась. Впрочем, он тут же вспомнил, что за время короткого обмена репликами у пирамиды Кевин не называл свою спутницу по имени.

— Кхм… Мэри, не могли бы вы просветить меня относительно назначения этой красивой и загадочной конструкции? Я приезжий, совсем не знаком с вашим чудесными городом… — давно уже Азирафель не чувствовал себя настолько глупо. Он понимал, что ведет себя, словно записной сердцеед из скверного романа (иногда в букинистический магазин попадали и такие книги), но ему во что бы то ни стало требовалось увидеть лицо женщины и вызвать в ней хоть какие-то эмоции.

— Это арт-объект под названием «Пирамида света». Установлен в 2012 году вместо испорченного маяка, который простоял тут предыдущие десять лет. Объект выполнен из оцинкованной стали с напылением краски. Подсвечивается пятью металлогалогенными лампами мощностью 500 ватт. И осторожнее, пожалуйста, не заденьте крылом лампу.

Ошеломленный ангел шагнул назад и чуть не упал с круглого постамента.

— Вы… вы что, видите их?! И понимаете, кто я?!

— Вы моя галлюцинация, — Мэри со вздохом повернулась и поднялась на ноги. — Человек с крыльями. Вчера вы были в моем доме, с вами был еще один… В том, что я могу с вами говорить, нет ничего удивительного, просто обострение болезни. Я не опасна, полностью социализирована, все документы в порядке, регулярно прохожу медицинское освидетельствование.

Все слова долетали до Азирафеля будто сквозь слой ваты. Он смотрел в ее глаза.

…цветок. Глянцевитые тугие листья, упругий стебель, яркий крупный венчик. Настурция? Петунья? Примула? Неважно: цепкие безжалостные пальцы хватают стебель у самого корня, рывок — нет больше цветка.

Черная дырка в земле.

Сыплются вниз рыхлые комья.

Копошится на дне дождевой червяк.

— Мэри, Мэри… Мария… — потрясенно шептал Азирафель. — Что же с тобой такою делать?

— Мне работать надо, — пожала плечами женщина. Она собралась было отвернуться, но Азирафель схватил ее за руку. Мэри не рассердилась, не стала вырываться: она с молчаливым изумлением разглядывала чужие пальцы на своем запястье.

— Мэри, ты не больна. Над тобой совершили чудовищное издевательство, у тебя забрали память… — Азирафель уже не задумывался о том, насколько нелепо прозвучат эти слова. Если она видит крылья, нет необходимости таиться. Пусть считает его видением, лишь бы слушала. — Я не человек с крыльями, я ангел. Самый настоящий. И я очень хочу помочь тебе…

— Пожалуйста, отпустите мою руку, — попросила она все с той же выразительностью заводного механизма.

Пальцы Азирафеля разжались. Мэри опустилась на корточки, достала из ящика отвертку и продолжила работу.

— Мэри… — безнадежно позвал ангел.

Она не откликнулась.

Азирафель в задумчивости присел на край постамента. Неужели Кроули прав, и лучшее, что он может сделать для этой несчастной, не осознающей собственной беды, — оставить ее в покое?

Уже в который раз в горе одного человека он видел страдания сотен и тысяч. Видел и знал, что помощь миллионам начинается с утешения одного-единственного, а любовь к человечеству никогда не будет полной без любви к вот этому живому роботу, который сейчас меняет лампы в недрах металлической конструкции. И потому ангел понимал, что не может просто встать, уйти и забыть о Мэри Карпентер.

Утро, обещавшее ясный день, оказалось ненадежным прогнозистом. Солнце висело пыльным стеклянным шаром, забытым на елке с Рождества, а небо выцвело, как застиранная простыня. Запах подсыхающей травы пропал, воздух сделался точно стерильным и помутнел. Ощутимо похолодало.

Азирафель машинально застегнул пальто и огляделся: огромного парка больше не было. «Пирамида света» стояла посреди плотного облака, а у ее подножия лежала, скорчившись, фигура в синем комбинезоне.

— Мэри! О, Господи…

Но не успел он сделать и двух шагов, как его остановил знакомый голос. Вернее, глас.

— Не время думать о смертных, Азирафель.

После событий минувшего года ангел не надеялся вновь увидеть Рай. Сейчас Рай спустился к нему, кажется, в полном составе, но нельзя сказать, что это явление так уж его обрадовало.

* * *

— Я обязательно вернусь, — бормотал Кроули, осторожно спуская «бентли» в кювет и заботливо кутая ее в пелену невидимости и непромокаемости. — Вернусь, и ты заблестишь ярче прежнего, и новое зеркало поставлю… Но теперь мне надо бежать: с нашим ангелом беда. Знаешь, я очень хочу ошибиться.