Книга Святые в истории. Жития святых в новом формате. I–III века - Ольга Петровна Клюкина

производит это, больше всего существующего, и чтобы ты постигал благость Того, Кто дал тебе разум, способный рассуждать обо всем этом. Поэтому я советую тебе познать самого себя, и ты познаешь Бога».

К сожалению, до нас не дошли сочинения апологета Ермия, кроме небольшого, чрезвычайно остроумного отрывка из его книги «Осмеяние языческих философов». По нему одному можно судить о незаурядном литературном даровании автора, описывающего страдания души в круговороте существующих философских школ:

«То я бессмертен и радуюсь; то я смертен и плачу; то разлагают меня на атомы; я становлюсь водою, становлюсь воздухом, становлюсь огнем; то я не воздух и огонь, но меня делают зверем, или превращаюсь в рыбу, и я делаюсь дельфином. Смотря на себя, я прихожу в ужас от своего тела, не знаю, как и назвать его, человеком ли, или собакой, или волком, или быком, или птицей, или змеем, или драконом, или химерою. Те любители мудрости превращают меня во всякого рода животных, в земных, водяных, летающих, многовидных, диких или домашних, немых или издающих звуки, бессловесных или разумных. Я плаваю, летаю, парю в воздухе, пресмыкаюсь, бегаю, сижу…»

Или чеканный слог Афинагора Афинянина, составившего прошение за христиан императорам Марку Аврелию Антонину и Люцию Аврелию Коммоду – от лица многих тысяч несправедливо обиженных:

«Великие государи! В вашей империи народы держатся разных обычаев и законов, и никому из них не возбраняется законом и страхом наказания следовать отечественным постановлениям, как бы они ни были смешны. Только нам, называющимся христианами, вы не оказываете вашего внимания, и даже позволяете гнать, притеснять и мучить нас, и все это за одно имя, которое вооружает против нас толпу…»

Жанр апологий был настолько популярным, что в III веке в некоторых христианских общинах даже появился такой обычай: если бывшие гонители или противники христианства обращались к вере, им давали задание сочинять апологии, которые доказывали бы искренность их убеждений. В частности, известно, что епископ города Сикки только тогда принял в свою паству некоего Арнобия, когда тот написал апологию «Семь книг возражений против язычников». Целых семь книг!

Древнеримский философ и врач Клавдий Гален, современник Иустина Философа, изучавший здоровье человека, а вовсе не вопросы веры, вынужден был отметить в своем комментарии к «Государству» Платона, что среди христиан «есть такие, кто обладают таким высоким уровнем самоконтроля в отношении пищи и пития, и которые так возлюбили добродетель, что не уступают в этом тем, кто проповедует истинную философию».

Жаль, что обычай писать «самодеятельные» апологии в защиту христианства просуществовал недолго, – мы имели бы множество свидетельств о неповторимой встрече человека с Богом.

Но, может быть, какие-то из этих сочинений еще найдутся, как это произошло с записью судебного процесса Аполлония Римского, которая теперь воспринимается как прекрасно составленная и убедительнейшая апология.

Мученица Перпетуя

(ОК. 180–202/3)

Я видела золотую лестницу изумительной высоты…

Мученица Перпетуя. Мозаика. Архиепископская капелла, Равенна, Италия. V в.

«Христиан – львам! – ревели трибуны. – Христиан – в огонь! Смерть христианам!» К началу III века эти крики сотрясали всю Римскую империю, включая самые отдаленные провинции. Какие бы ни случались стихийные бедствия – пожары, засухи, землетрясения, извержения вулканов, наводнения, – вина за них привычно возлагалась на христиан. «Отеческие боги гневаются на нас за то, что повсюду появились почитатели некоего Христа», – говорили римляне, требуя наказывать «виновных» наравне с уголовными преступниками.

«Пусть о том свидетельствуют собственные списки ваши – между преступниками, осуждаемыми на наказание и заточение за убийство, воровство или другие преступления, есть ли хоть один христианин? Вами, язычниками, полны темницы; а если в них заключены христиане, то уж разве только за то, что они христиане, – вопрошал писатель Тертуллиан, выходец из Карфагена. – А между тем вы преследуете христиан. Народ, и не ожидая приговора судей, побивает нас камнями, сжигает наши жилища. В ярости своей он не щадит даже умерших и из гробниц вырывает тела христиан, чтобы терзать их. Все служит предлогом для ненависти вашей: разольется ли Тибр или разольется Нил, случится ли засуха или землетрясение, голод или болезнь, тотчас поднимаются крики: „Христиан львам!“, как будто до пришествия Иисуса Христа никогда не испытывалось подобных бедствий…»

Когда-то Карфаген – древнейшая колония финикийцев, основанная отважными мореплавателями, – был одним из самых могущественных противников Рима. С финикийцами-карфагенянами, или, как их называли римляне, – пунийцами, велись бесконечные Пунические войны. Как тут не вспомнить сенатора Катона, который 180 (!) своих речей в сенате заканчивал одной и той же фразой: «А все-таки, я считаю, Карфаген должен быть разрушен». Город и был до основания разрушен в 146 году до н. э. – со всеми древними финикийскими храмами, дворцами, святилищами, и затем вновь отстроен по римскому образцу.

На развалинах вырос новый Карфаген, который стал столицей крупнейшей римской провинции Африка. Теперь это был оживленный, многонаселенный город, где общественные здания сверкали мрамором и имелись – это не так давно открыли археологи – даже шестиэтажные дома, оборудованные ваннами и канализацией, своего рода первые «высотки», правда, рассчитанные всего на одну семью. При раскопках домов в Карфагене были обнаружены самые древние образцы красивейшей средиземноморской мозаики.

Достопримечательностью нового Карфагена был большой амфитеатр (примерно на тридцать тысяч зрителей), а также общественные бани, подаренные городу Марком Аврелием. В первые века в городе вовсю кипела политическая и культурная жизнь: существовали философские, медицинские и юридические школы, училища риторов, театры.

В конце II века в Карфагене в богатой и знатной семье родилась главная героиня этого рассказа – Фивия Перпетуя.

Ее отец, судя по сохранившимся сведениям, был декурионом – действующим или бывшим членом городского совета, либо занимал в Карфагене другой высокий пост. Еще у Фивии были мать и два брата, один из которых умер в семилетнем возрасте.

«Благородно рожденная, изысканно воспитанная» Фивия Перпетуя вышла замуж, родила сына. О ее муже нам ничего не известно – возможно, он погиб или оставил жену, обратившуюся в христианство. Перпетуе было 22 года, когда она, ее раб Ревокат и его жена рабыня Фелицитата, а также еще двое юношей благородного происхождения – Сатурнин и Секунд – готовились принять крещение. В христианской общине Карфагена они были в числе оглашенных.

Как будет вспоминать Перпетуя, отец из любви к ней всячески старался отвратить ее от веры.

«– Отец, – сказала я ему, – видишь ли, скажем, этот сосуд – кувшин, лежащий здесь?

– Вижу, – отвечал отец.

– Можешь ли ты назвать этот кувшин каким-нибудь иным наименованием, чем то, что он есть?

– Нет, – сказал он.

– И я не