Книга Зина Портнова - Василий Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Неужели все это правда?" - с тоской думали юные мстители. Гнетущее настроение подпольщиков усугублялось и полной неизвестностью о судьбе сестер Лузгиных.
Время шло в тревожном ожидании. Неделя... Другая... Выдержат ли пытки Ласточка и Несмеяна? Не расскажут ли о существовании подпольной организации?
Стало ясно, что освободить их с помощью партизан нет никакой возможности. Гитлеровцы, как назло, усилили наблюдение за всеми подступами к Оболи. Пробраться сюда незамеченной даже небольшой группе партизан было совершенно невозможно...
- Есть какие-нибудь новости? - тревожно спросила Ромашка, встретив на станционной площади Мальву.
- Нет... А ты тоже ничего о них не знаешь? - И тут же, схватив Зину за руку, прошептала: - Смотри, полицай!
Полицейский подошел к забору, наклеил какое-то объявление и отправился дальше. Девушки прочли объявление и остолбенели от ужаса. Это был приказ оккупационных властей о том, что "жительницы деревни Мостище Антонина и Мария Лузгины за укрывательство советских военнослужащих и за сокрытие оружия приговорены к расстрелу".
Многие комсомольцы в этот страшный для подпольной организации сумрачный день пришли на площадь, оцепленную немцами.
Люди подходили робко, вставали там, где им приказывали полицейские. Увидев среди собравшихся Зою Софончик, Зина подошла к ней, прижалась теснее, как бы ища защиты.
- Смотри, и Таня пришла, - толкнула Зоя свою подругу. - Ведь комитет запретил ей приходить сюда!..
Народ на площади все прибывал. В толпе Ромашка увидела Володю, Машу Ушакову, Катю Зенькову. В другой стороне - Илью, Евгения, Елочку, Митю... Появился дополнительный наряд гитлеровцев, вооруженных автоматами.
Но вот толпа всколыхнулась, загудела. Послышались возгласы:
- Ведут! Ведут!
Сестры шли под конвоем. Обе босые, в разорванных платьях, избитые, окровавленные. Старшая поддерживала младшую.
И тут толпу пронзил тонкий женский крик:
- Маша! Тоня! Доченьки мои!.. - И мать бросилась к своим истерзанным дочерям.
Но стоявшие впереди полицейские схватили ее. Мать, собирая остатки сил, вырывалась из цепких рук. Собравшаяся волна волновалась. Кто-то истошно рыдал...
Машу и Тоню конвоиры поставили у кирпичной стены склада, на которой был наклеен приказ оккупационных властей, а сами отошли в сторону. Сестры стояли обнявшись, прислонясь к стене. Они были такие хрупкие и слабенькие, эти девочки, с такой невыразимой мукой глядели на толпу, что теперь плакали многие.
- Будьте вы прокляты, злыдни!.. - закричала Тоня, обернувшись к немецким офицерам. - Наш народ отомстит вам!..
Раздался залп. И сестры, не отпуская друг друга, медленно опустились на землю.
Через сутки после казни по поселку было развешано сообщение комендатуры гестапо. Крупным шрифтом извещалось, что перед расстрелом сестры Лузгины признались в совершенных преступлениях и назвали фамилии своих сообщников, которые теперь разыскиваются. Но подпольщики знали от Нины Азолиной, что это очередная провокация гестапо. Ни одного подпольщика Маша и Тоня под пытками не выдали.
Гибель сестер Лузгиных, их несгибаемое мужество глубоко потрясли подпольщиков. Отомстить гестапо жаждали все.
Стало известно, что мать сестер Лузгиных, Антонина Андреевна, исчезла. На дверях крыльца ее избы висел замок. Что с ней и где она - никто из соседей в деревне не знал.
"Может, гестапо забрало", - с беспокойством подумала Фруза и на следующий день направилась в Зую.
- По делам общины зашла к вам! - сказала она, входя в избу Евгения.
Вся семья была в сборе. Особенно учтиво Фруза поздоровалась с Алесем. Сразу же затеяла с ним разговор и умело перевела на то, что ее интересовало. Однако ничего об Антонине Андреевне узнать не смогла. В конце их беседы Алесь признался:
- Лучше служить в полиции, чем ехать на работу в Германию.
Спорить с ним Фруза не решилась, но ушла от Езовитовых несколько успокоенная за Евгения: "Вряд ли Алесь, если о чем и догадается, выдаст брата".
Под тем же предлогом - общинных дел - побывала Фруза и в семье Хребтенко. Усадьбу Хребтенко в поселке нашла скоро - там стоял сарай, на воротах которого был живописно намалеван зеленый черт с тонким длинным хвостом, рогами и красными, как спелая малина, глазищами. Это была работа брата Елочки, Мити. Весь дом был украшен его поделками из корневищ.
Отец Мити и Маши казался на вид приветливым, добродушным. Фруза постаралась завести с ним непринужденный разговор, в котором высказала опасение, что война не скоро кончится.
- Чего рассуждать-то? - грубовато оборвал он ее. - Немцы уже победили. К зиме окончательно будет покончено с Советской властью.
- Ну, это еще как сказать! - не сдержалась Фруза, но, взглянув на молчавших брата и сестру, осеклась.
- Эх, милая!.. Ты еще молода, чтобы по-своему понимать, - заметил ей Хребтенко-старший. - Сильный всегда побеждает слабого.
"Пришиблен гитлеровской пропагандой, - пришла к выводу Фруза. Выходит, Елочка и Митя были правы, отказавшись устроить у себя наблюдательный пункт..."
"Все осложняется с каждым днем. Кто мог предполагать, что среди родственников подпольщиков могут оказаться ненадежные люди?.. Живешь и не знаешь, откуда ждать опасности... - размышляла Фруза по дороге. - А действовать все равно надо... И отомстить за Несмеяну и Ласточку мы должны!.. Только вопрос - как?!"
О мести теперь думали все подпольщики. Предлагали разные планы. Порой фантастические: взорвать комендатуру, поджечь все дома, в которых живут гестаповцы. Но вскоре случай осуществить реальный план этой мести подпольщикам представился.
Они встретились на этот раз на дороге совершенно неожиданно - Фруза, Володя, Евгений и Федя. И почти тут же к ним подошли Зина с сестренкой и Нина Азолина. Поздоровавшись кивком головы и оглянувшись по сторонам, Василек многозначительно сообщила:
- Вот что, ребята. В ближайшие дни в Оболь приедет полковник из Берлина... Предлагаю не выпускать его обратно.
- Давайте зайдем ко мне, - сказал Володя, - а то что-то нас здесь много собралось. Только вот... - Он с сомнением взглянул на Гальку. - Она мешать нам станет...
- А мы устроим так, что она помогать нам будет, - успокоила его Зина.
Она посадила Гальку на улице возле крыльца и втолковала ей, что, пока все они с тетей Фрузой будут находиться в избе, Галька не должна сходить с места:
- Увидишь, если кто к дому подходит, сразу же начинай громко петь.
- А что мне петь?
- Свою любимую песенку.
- Какую?.. У меня много любимых.
- Ну хотя бы про комарика. Помнишь?
Я по садику, по садику гуляла,