Книга Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино - Янина Жеймо

монолог звучит чуть получше. Но Арнштам запротестовал:

– Говорите так, как мы условились. Никакой иронии!

– Лев Оскарович, позвольте мне сказать мой вариант.

– Ну конечно. Каждый актер имеет право на вариант.

И, подойдя к оператору, Володе Рапопорту, Арнштам стал что-то ему шептать.

– Приготовились к съемке! – скомандовал он.

Но тут же оператор крикнул, что у него кончилась пленка – нужно перезарядить. До конца смены осталось несколько минут. Когда пленка была, наконец, заряжена, раздался звонок – конец смены. У меня потемнело в глазах. Завтра сломают половину декорации – останется только стена, у которой будут снимать сцену расстрела. Я вернулась домой чернее тучи. К счастью, дома был дедушка. Только он один умел исправить мое настроение – сказать то, после чего человек успокаивался, как после валерьянки.

К следующему дню пленка была уже проявлена. Я попросила Арнштама показать мне вчерашний материал.

– Ну зачем вам его смотреть? Иногда это сбивает актера, – убеждал меня режиссер.

– Но раньше я ведь смотрела. Почему же именно эту сцену мне не нужно смотреть?

Арнштам наконец сдался, и мы пошли в просмотровый зал. Когда я увидела себя в кресле, я чуть не расхохоталась, до того это выглядело нелепо. Если бы в кресле сидела Зойка – другое дело: такая поза именно в характере Зойки, но никак не Аси. Расстрел на другой день не снимали: Черкасов был занят на репетиции в театре. Снимали какие-то другие сцены. Потом кто-то узнал, что «монолог в кресле» будут снимать еще раз. «Если это правда, – подумала я, – попробую действовать хитрее, чем в прошлый раз. Они сами учат меня хитрить». Я твердо решила бороться до конца – иначе мне грош цена.

Когда я вошла в «сарай», к моей великой радости, «чудесного» кресла я там не обнаружила: вместо него у огня стояли простые ящики. Отлично! Кто придумал поставить ящики? Юткевич (он был шефом нашей картины) или Пиотровский (худрук «Ленфильма»)? Впрочем, неважно. Главное, эти ящики – то, что надо! Прекрасная идея! К тому же выяснилось, что сначала будут снимать мою версию.

– С чего хотите начать? – весело спросил Арнштам. Он был в хорошем настроении. – Вы ведь просили снять вашу версию, – продолжал Лев Оскарович, – а как я уже говорил, желание актера для меня закон.

И тут же начал усаживать Зойку (ее играла Зоя Федорова) и меня на ящики, а Наташку (Ирину Зарубину) – в стоявшую недалеко от ящиков старую барскую карету. Сидеть на ящиках было очень удобно.

– Мне бы хотелось занять вас делом, – сказал Арнштам. – Что, если вы будете сворачивать бинты? Вы же санитарки, и ваш реквизит должен быть в полном порядке.

– Очень хорошо, – сказали мы с Зойкой синхронно.

Итак, я сижу не в кресле, а на ящиках, занимаюсь делом и буду произносить свой монолог. Какое счастье!

Раздается команда режиссера:

– Генеральная репетиция и съемка!

Я сразу же начала свой вариант монолога: выкинула сценарный текст, где Ася, расстегнув кофточку и глядя на свой бюст, говорит: «…И грудь у меня не растет…» – но зато использовала находку актера Пославского, игравшего в нашей картине Силыча. Встретив трех подруг, которых он последний раз видел, когда они были еще детьми, и пытаясь угадать, кто из них кто, Пославский, показав на Асю, сказал:

– А эта пуговица так и не выросла.

Прозвище Пуговица мне очень понравилось, но, к сожалению, больше никто меня так не называл. И вот, вместо того чтобы смотреть на свой бюст, я просто сказала:

– …А я только Пуговица.

Закончила я свой монолог оптимистически:

– Ну ничего. Фронт-то еще впереди!

Этим я хотела сказать, что еще пригожусь. Дослушав монолог, Арнштам резко вскочил: от его хорошего настроения не осталось и следа:

– Немедленно позовите в павильон Пиотровского! – сказал он ассистенту.

Я сидела на ящике и делала вид, что ничего не случилось, но сердце мое так билось, что казалось, сейчас выпрыгнет наружу. «Боже, – думала я, – сколько люди тратят нервов и сил из-за того, что не могут найти общий язык. Какая мука! А ведь это еще не конец сцены, а только начало».

Когда в павильон вошел худрук, Арнштам подлетел к нему, схватил за руку и простонал:

– Смотрите и слушайте! Смотрите на эту женщину и внимательно слушайте! Репетиция!

Я начала произносить свой вариант монолога. Мне было очень трудно взять себя в руки, но я призвала на помощь все свои силы, все мужество, чтобы спрятать волнение. Взглянув на Зойку и Наташку, которые мне улыбались, я успокоилась. Как я все-таки люблю своих подруг по фильму – это изумительные люди и партнеры!

Но вот монолог закончился. Арнштам взглянул на Пиотровского, как бы говоря: «Теперь вы видите, что это за несносный человек?!» Пиотровский спокойно выдержал его взгляд и сказал:

– Ну что ж, лично мне вариант нравится. Видимо, он Асе ближе, чем тот, в сценарии.

Арнштам был просто поражен. Наступила длительная пауза. Я взглянула на Зойку. Она мне подмигнула, мол: «Держись, казак, – атаманом будешь». Это сразу подняло мой дух. Пауза уже не казалась такой зловещей и долгой. Как я в этот момент была благодарна Зойке! Вот истинный друг!

Наконец, Арнштам произнес:

– Снимем два варианта.

– Первый – мой, – твердо заявила я.

– Почему? – немного растерянно произнес Арнштам.

– Да потому, что опыт показал… В общем, когда снимается мой вариант, то либо кончается пленка, либо конец смены. А для режиссера всегда будет достаточно пленки и смену продлят.

Пиотровский рассмеялся:

– Да, пожалуй, Янина права.

– Приготовились к съемке! – раздалась команда.

Я произнесла свой монолог и выжидательно посмотрела на режиссера.

– Хотите еще дубль? – спросил меня Арнштам. Я утвердительно кивнула головой.

Когда сняли второй дубль, Лев Оскарович неожиданно сказал:

– Моего варианта не будет!

– Почему? Я сделаю ваш вариант так же честно, как делала свой.

– Не будет! – уже зло сказал режиссер и встал со своего кресла.

Пиотровский спокойно произнес:

– Надеюсь, я вам больше не нужен, – и вышел из павильона. Операторы стали готовиться к съемке другого объекта.

Устанавливали точку – приход белогвардейского офицера. А я, воспользовавшись перерывом, скрылась за декорацией и стала готовиться к своей следующей сцене – сцене расстрела. Мне нужно было, пока меня никто не видит, разорвать свой правый валенок. Сняв сцену прихода белогвардейцев, аппарат перенесли к лестнице, висящей на сеновале, где мы недавно снимали, как я ловлю курицу. Когда все было готово, ассистент заявил, что Аси нет.

– Она исчезла. Вероятно, ушла.

Но Арнштам сказал, что этого не может быть.

– Что-что, а дисциплина у Жеймо железная!

И