Книга Аудиториум. Часть 2 - Алекс Хай

хотя бы с первого раза поступил, – отозвался Денисов. – А здесь оказался потому, что всегда получаю то, что хочу. И те, кто пойдет под мое крыло, нуждаться ни в чем не будут. Правда, придется время от времени выполнять кое-какие поручения и слушаться. Что до тебя, Аннушка, то кто бы говорил. К твоему кругу общения у меня тоже есть вопросики.

– Затолкай их себе подальше в зад, может удовольствие получишь, – огрызнулась байкерша.

Перовская, да и вся ее свита, наблюдали за перепалкой с нескрываемым удовольствием.

– А ты у нас дерзкая, да? – с елейной улыбочкой обратилась Марианна к Анне Грасс. – Вся из себя такая крутая плохая девчонка… Да только друзей здесь у тебя нет, и я бы на твоем месте освоила пару уроков приличного макияжа и вела себя потише. Если очень попросишь, могу научить.

Малыш Рахманинов, до того помалкивавший, не выдержал нападок на Анну, и с грохотом опустил кулак на стол – да так, что стекло задрожало, а на нас начали оборачиваться остальные первокурсники.

– Хорош!

Низкий бас крепыша пронесся над столом, и все мы от неожиданности выпрямили спины.

– Аннушку не трогать, – предупредил Рахманинов. – А не то пополам разорву.

Денисов уставился на Рахманинова недобрым взглядом, но тут коса нашла на камень. Малыш внушал угрозу одним своим видом, и лезть к нему даже отбитый Костик поостерегся. Пока он шумно сопел, я придвинулся ближе и уставился на Денисова в упор.

– Вот ты чего сейчас добиваешься, а? Скажи, чего ты всей этой затеей хочешь получить или доказать? На кой черт суету наводишь? Ответь по-человечески хоть раз, Константин.

Забелло поправил накрахмаленный воротник рубашки и хотел было что-то сказать, но Денисов жестом заставил его умолкнуть. А забавно получалось: Денисов-то был графским сыном и стоял по статусу ниже всей троицы княжичей. Однако они признавали за ним силу. Интересно, почему?

– Хочешь знать, Соколов? – С недоброй улыбкой прошипел вражина. – Хорошо, расскажу. И тебе, и остальным, чтобы все знали. Я, понимаете ли, человек старых, даже радикально традиционных взглядов. И все эти государственные нововведения, вследствие которых стирается граница между сословиями, мне очень не по нраву. Аристократия – высшее общество. Наделенные Благодатью – больше, чем люди. Я горжусь, что являюсь чистокровным аристократом и ношу в себе силу Осколка. И меня ужасно бесит, что в последнее время все, чем я так дорожу, обесценивается.

Грасс метнула на Денисова полный ненависти взгляд.

– Значит ты, из этих, реакционеров?

– Нас именуют по-разному, – улыбнулся Константин. – Но как ни назови, суть не меняется. Мы выступаем резко против сближения с чернью. Каждый должен занимать место, уготованное ему происхождением.

– Да ты, батенька, шовинист, – усмехнулся я.

Но Денисова уже понесло.

– Я выступаю за чистую благородную кровь. Мне тошно видеть, как купцы и вчерашние торгаши покупают дворянство за мешки с ассигнациями. Мне больно смотреть на то, как чистокровные дочери обедневших родов вынуждены выходить за безродных промышленников, чтобы получить достойную жизнь, а не подохнуть в каком-нибудь богом забытом поместье под Усть-Пердольском! Я всем сердцем люблю нашего государя и его семью, но, прости меня Господь, блевать тянет, когда приходится миловаться с очередным выскочкой, который должен чистить мне ботинки, а не обедать со мной за одним столом.

Пока Денисов разглагольствовал, я украдкой наблюдал за одногруппниками, пытаясь прочесть в их лицах реакцию на эту спонтанную речь.

Княжичи, разумеется, кивали. Очевидно, придерживались точно таких же взглядов. Оно и не удивительно: все-таки князья – это уже очень высокого полета птицы. Титулованного дворянства в империи было и так гораздо меньше, а уж княжеские линии даже среди титулованных выделялись.

Правда, к тому же Меншикову у меня были вопросы, с учетом происхождения его предка, получившего титул от Петра Великого. Впрочем, кому сейчас, спустя триста лет, было до этого дело?

– Все, за что я сражаюсь – это чистота, – продолжал Денисов. – Мои слова могут показаться грубыми, а убеждения – слишком радикальными, но я верю в то, что говорю, не просто так. Аристократия Осколков, носители Благодати – это не просто статус и принадлежность к высшему обществу. Мы, как говорил ректор, и есть оружие империи. Ее щит и меч. И чем крепче и сильнее мы будем, тем надежнее будет защищена наша родная земля. Неужели кто-нибудь из вас осмелится это оспаривать?

И в этот момент я здорово пересмотрел взгляд на Денисова как на врага. То ли до этого он прикидывался идиотом, то ли лишь сейчас немного освоился и набрался уверенности, чтобы раскрыться, но говорил он складно. Не греческий оратор, конечно, но своего слушателя точно мог бы найти. И что-то мне подсказывало, что таковых в Аудиториуме будет в избытке.

Одногруппники молчали. Ронцов потупил взгляд, Грасс отчего-то тихо бесилась – не говорила ни слова, но внутри явно кипела от негодования.

– Вот почему я презираю твой род, Соколов, – обратился ко мне Денисов. – Вы были элитой. Уважаемым графским родом. И твой предок по глупости своей низверг вас до уровня плебеев. Ибо чего стоит титул без Осколка?

– Ты одного не учел, сладкий мой, – прошипела байкерша. – Соколов владеет родовой магией. И мощь у нее такая, что тебе с вашим огрызком даже не снилась.

– Соколову повезло, – кивнул Константин. – Однако это не сотрет с него пятно позора. Если бы родовая сила не проснулась в нем, где бы он был сейчас? Скажи, Анна, где?

Грасс пожала плечами.

– Понятия не имею. Но точно не здесь.

– Именно, – улыбнулся Денисов. – А Ронцов? До чего мы докатились? Князь пытается легализовать ублюдка, чтобы передать ему наследство. И никто не протестует! А ведь он полукровка! Он разбавит кровь, и ранг Благодати в его роду упадет, если, конечно, не женится на какой-нибудь сильной девице. Но сам факт, господа!

Я оперся локтями о столешницу, сцепил пальцы в замок и положил на них подбородок.

– Костя, я верно понимаю, что вся твоя ненависть строится лишь на том, что я и Ронцов происходим из семей, запятнавших свою репутацию? То есть ты с Роновым срать на одном гектаре не сядешь именно потому, что его отец имел наглость не отрезать любимого внебрачного сына от рода?

– Именно так. Воронцов совершил глупость.

– Значит, по-твоему, род Воронцовых должен пресечься, но ни в коем случае не разбавиться? – с вызовом спросила Грасс.

– Он бы не пресекся. Вывели бы на первый план одну из младших ветвей – и дело с концом. И даже у самой младшей ветви будет больше прав на эти блага.

– Дурак ты, Денисов, – вздохнул я. – Юный дурак.