Книга Во власти женщины - Эрленд Лу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не сделал ничего особенного, чтобы ее завоевать, думал я. И ничего особенного — чтобы удержать ее, когда она пришла. Я вообще ничего не делал. И вот ее нет. Наверное, я почти ничего и не сказал ей. А нужно было сказать многое. Да. Теперь я был твердо в этом уверен. И я упрекал себя за то, что, даже беседуя с ней, сказал так мало. Правда, поразмыслив, я пришел к выводу, что у нас и не могло сложиться по-другому. Я быстро перебрал в голове все свои познания, но не обнаружил ничего, что представляло бы интерес в качестве предмета для беседы. Тогда я пошел в библиотеку и взял книги про бобров. Я решил, что это может стать неплохим началом.
Неожиданно позвонила Марианна и спросила, как я поживаю. Ты только для этого позвонила? — спросил я. Да, только для этого, сказала Марианна. И поинтересовалась, что тут такого странного. Странно не странно, буркнул я, и она рассказала, что Тур сделал много снимков птенцов орлана и что мне даже трудно себе представить, какие они хорошенькие, они само совершенство, сказала она. Я признался, что мне действительно трудно это себе представить.
А потом попросил ее быть потактичней и не болтать о Туре, если уж она в кои веки сама мне позвонила. Потактичней? — переспросила Марианна. Затем она поинтересовалась, о ком, с моей точки зрения, ей следует со мной говорить. Ладно, забудь то, что я сказал. Она заявила, что больше никогда не вернется в город. Она обожает море и свой остров. Оказывается, она нигде не чувствовала себя такой свободной и живой. Весьма неординарно, сказал я. И она со мной согласилась. Жизнь вообще нельзя назвать ординарной, сказала она.
Я не хотел, чтобы моя жизнь уступала Марианниной по части неординарности. Поэтому я посещал незнакомые кафе в погоне за новым и неординарным. Мне не приходило в голову, что я, неизвестно почему, поставил знак равенства между новым и этим самым неординарным, а это, наверное, не одно и то же.
Однажды я разговорился с девушкой, которая была насквозь вульгарна. Когда она наклонялась ко мне, чтобы что-то сказать, и разевала свой плотоядный рот, мне казалось, что она вот-вот приступит к более решительным действиям. Она бессвязно болтала о своем дяде, который, судя по всему, был очень симпатичный человек. Постепенно выяснилось, что девушку зовут Лоллик, и мне даже удалось сделать вид, будто я не вижу в ее имени ничего странного. Мы болтали и пили пиво, с одной порцией пива Лоллик выкуривала сигарет больше, чем допускали мои (и не только мои) этические установки.
Я предложил ей встретиться завтра (пойти в кино или еще что-нибудь придумать), но Лоллик сказала, что не понимает, зачем надо ждать до завтра. Она может пойти ко мне домой уже сегодня. Прямо сейчас. Меня немного задело, что она даже не скрывает, насколько ей неинтересно все, о чем я говорю. Ей даже не нужно было видеть мои глаза, чтобы продолжать разговор. Глаза никогда меня не интересовали, сказала Лоллик.
Утром Лоллик все еще спала в моей постели, как нечто не поддающееся никаким дефинициям. Ее большущие груди вывалились наружу, требуя простора, губы даже во сне были вульгарны до невозможности. Проснувшись, она сказала, что картина на стене полное дерьмо и что о завтраке ей противно даже подумать. А если я заставлю тебя поесть? — поинтересовался я. Это показалось бы ей весьма сексуальным, сказала она, но я не заставил.
Я ел, а Лоллик лежала в кровати и болтала. Ее проблема состояла в том, что ей противно начинать есть, сказала она. И вообще начинать, не важно что. Правда, стоит ей начать, и дальше все идет как по маслу, главное — начать... Хотя потом еще надо кончить. Она предпочитает все, что имеет протяженность во времени. По ее мнению, жизнь состоит из обрывков. И она пытается этому противостоять. Всем своим естеством. Я сказал, что, на мой взгляд, это смешно, но ее меньше всего интересовал мой взгляд на эту проблему. Зато ей нравился процесс дефекации. Только по этой причине она заставляла себя иногда хоть что-нибудь съесть.
Мы немного поболтали о книгах. Я достал с полки несколько книг и спросил, читала ли она их. Нет, не читала. Она не может читать книги, которые нашла не сама. Если кто-то посоветует ей прочитать ту или другую книгу, она уж точно ее не раскроет, сказала она. Ни за что. Даже если все ее знакомые скажут, что книга потрясная, она нипочем не станет ее читать. Нипочем. И Лоллик решительно затрясла головой. Тогда, наверное, тебе пришлось не так уж много прочесть? — посочувствовал я. Это точно, согласилась Лоллик. Я спросил, не усматривает ли она в этом проблему, но это она полностью отрицала.
Я решил на время позаимствовать вульгарность Лоллик. Ни в чем себе не отказывать. Я позвонил на работу и, кашляя, сказал, что, к сожалению, докурился до тромбофлебита.
Через несколько дней мне случилось наблюдать, как Лоллик ела яйцо. Такого отвратительного зрелища я еще в жизни не видел. Она очистила крутое яйцо и целиком запихнула себе в рот. Ей нравилось есть яйца именно так. Это было компромиссное решение. Так легче примириться с приемом пищи, сказала она. Действие без начала и конца. Я спросил, не является ли курение таким же процессом, что и еда, но Лоллик считала, что еду никак нельзя сравнивать с курением. Курила она все время. Беспрерывно. Курение было действием, не имевшим ни начала, ни конца. Значит, ей ничего не стоит закурить новую сигарету? Нет. Она даже не может вспомнить, что ей дается легче, чем закуривание.
Лоллик сказала, что, по ее мнению, моя квартира выглядит крайне безвкусно. Но ей это нравилось. Не дело, конечно, когда вокруг все время так красиво. Ей понравилось бывать у меня. Я тоже ей понравился. Я так мало от нее требую, сказала она. Я не требовал больше того, что она была способна мне дать. Ну а если бы все было не так? — спросил я. Если я пока только довольствуюсь тем, что есть, и просто еще не потребовал большего? Тогда все было бы иначе, сказала Лоллик. Иначе и гораздо скучнее. Я сказал, что, возможно, так и случится в ближайшем будущем. Лоллик только вопросительно глянула на меня. В ее взгляде мелькнуло непонимание и неуверенность. На всякий случай она позволила себе непристойный трюк со спичкой.
Давай съездим куда-нибудь, предложил я ей в пятницу вечером. Лоллик охотно согласилась. Вот классно. Мне хотелось показать ее Марианне в надежде заметить в глазах Марианны хоть намек на сожаление. Я не думал о том, что, возможно, мой расчет неверен. На пароходе мы поедали шоколад.
Мы пришли к квартире Марианны. Там было темно и пусто. Я приготовил чаю, и Лоллик отпустила какое-то замечание в своем духе, но я его не расслышал. Потом мы легли спать. Меня грела мысль о том, что Марианна найдет меня спящим с другой девушкой на ее тюфяке. Однако утром Марианна так и не появилась. Мы спросили у хозяина дома, где можно найти Тура и Марианну, он показал на гору и дурашливо помахал руками, как крыльями.
