Книга Российское гражданское общество и власть - Александр Юрьевич Сунгуров

«Северной столице»). Кроме того, и это, наверное, основная причина, центром принятия всех политических решений является в первую очередь Москва, по отношению к которой и Санкт-Петербург сегодня оказывается политической провинцией. Поэтому именно в Москве в большей степени востребован интеллектуальный продукт, способный предоставить «фабрики мысли». На примере обсуждений докладов ЦСР мы видим, что Санкт-Петербург становится скорее площадкой для обсуждения такого продукта, выработанного в Москве. Еще одной причиной является и существенно меньшее количество самих «фабрик мысли» в Санкт-Петербурге по сравнению с Москвой[107].

На наш взгляд, уровень развития «фабрик мысли» в той или иной стране или регионе зависит от трех основных факторов. Первый – это существование «спроса» на их продукцию, то есть появление самого «политического рынка», включающего наличие более чем одного источника власти, иначе говоря – демократических процедур формирования властных структур в условиях хотя бы минимального разделения властей. Если же власть сконцентрирована в одном месте, в одной «вертикали», то потребности в альтернативных вариантах деятельности этой власти по решению публичных проблем просто не возникает.

В качестве второго фактора можно предложить наличие сообщества специалистов-политологов, развитие образования в этом направлении, а также дифференциация самой политологии, выделение наряду с академической прикладной политологии, а также появление экспертного сообщества, готового и способного ответить на запросы действующих политиков. В качестве третьего фактора, влияющего на развитие «фабрик мысли», мы можем назвать наличие разнообразных фондов или иных независимых друг от друга (и от государственной власти) источников финансирования подобных и «интеллектуальных фабрик».

Сравнивая степень выраженности всех трех факторов в Москве и Санкт-Петербурге, мы можем отметить, что в условиях выстраивания «вертикали власти», только в Москве остается реальное «поле маневра» для политических акторов и обеспечивается некий уровень политического плюрализма как в виде разных политических течений, так и в виде различий интересов разных ведомств структур исполнительной власти. В Санкт-Петербурге, даже если определенные конфликты между политическими акторами и существовали, они не выходили в поле публичной политики и, соответственно, не требовали публично выраженных предложений, то есть продуктов деятельности «фабрик мысли».

Есть в Санкт-Петербурге и достаточно развитое сообщество политологов, хотя и не столь разнообразное, как в Москве[108]. Что же касается третьего фактора – наличия диверсифицированных источников финансирования «фабрик мысли» и аналитических центров, то здесь Санкт-Петербург существенно проигрывает Москве как столице, где наряду с большей доступностью еще остающейся, хотя и снижающейся год за годом грантовой поддержки все же существует определенный рынок заказов на аналитическую продукцию подобных структур. В то же время и в Санкт-Петербурге и тем более в других городах России, уже начиная с Нижнего Новгорода, таких ресурсов остается все меньше и меньше[109].

Отметим в заключение, что, хотя в Москве участие «фабрик мысли» в развитии событий зимы 2011/2012 г. и было достаточно ощутимым, оно могло быть и более явным и результативным, если бы на их разработки был реальный спрос у политиков как правительственного, так и оппозиционного политических лагерей. Так, по мнению руководителя отдела социологии фонда ИНДЕМ В. Л. Римского, лидеры оппозиционного движения «как бы считали, что всякая аналитика, всякое иное мнение будут им только мешать». А раз не было спроса, то, соответственно, не было предложения – и в рамках даже московских «фабрик мысли» не было попыток «выработки пусть не долгосрочной стратегии, а хотя бы на несколько месяцев»[110].

С другой стороны, в других городах России, включая Санкт-Петербург, происходит процесс инкорпорации ранее независимых «фабрик мысли» с наиболее продвинутыми университетами, готовыми к творческому сотрудничеству с коллективами этих структур. Примером такого процесса является тесное сотрудничество как СПб центра «Стратегия», так и Леонтьевского центра с СПб филиалом Высшей школы экономики. «Университеты без студентов», как иногда называют в США «фабрики мысли», в российских условиях становятся частью университетов со студентами. В то же время они привносят в эти университеты дух свободы и независимости, что может в будущем стать началом развития российских университетов как важной составной части российского гражданского общества.

6.3. Эволюция моделей взаимодействия власти и общественных организаций за последние десять лет (2012–2021)

К сожалению, несмотря на бесспорные тренды на развитие партнерской модели взаимодействия между властью и общественными организациями в период президентства Д. А. Медведева, именно в этот период началось разделение НКО на «более или менее хороших» с позиции власти. А началось все с благих намерений – усилить поддержку НКО со стороны власти. Но возник вопрос: каких именно? Ведь есть и просто клубы по интересам и т. д. И тогда появилось решение: ввести термин «социально ориентированные НКО» и именно им оказывать поддержку. В итоге в апреле 2010 г. были приняты поправки к закону 1996 г. «Об общественных организациях», в соответствии с которым вводился статус «социально ориентированных НКО», которым государство должно было оказывать поддержку.

Однако с принятием данного документа все НКО стали делиться на «хорошие» (СО-НКО) и остальные. Государство поддерживало в основном «хорошие» НКО. Кроме этого, во многих регионах стали считать, что все взаимодействие НКО и власти сводится лишь к государственной поддержке организаций третьего сектора и никакого другого участия НКО в процессе решения проблем государства не требовалось[111]. При этом эти СО-ГКО должны были быть внесены в специальный реестр, что уже формально отделяло их от прочих общественных организаций[112].

Два года спустя, уже после подъема общественно-политической активности в России на рубеже 2011–2012 гг., о котором кратко говорилось в предыдущем разделе этой главы, и возвращения на пост Президента РФ В. В. Путина, были приняты новые поправки к закону 1996 г. «Об Общественных организациях», которые выделяли уже группу «сомнительных» организаций, получавших финансирование из иностранных источников и занимавшихся политической деятельностью, которым присваивался статус «иностранных агентов» (имевший в российской политической культуре значение, близкое к «иностранному шпиону»). Если вначале это решение принималось судами на основе заявлений прокуратуры и иногда суды отказывались это делать (как произошло в 2013 г. в Перми после того, как Уполномоченный по правам человека в Пермском крае Т. И. Марголина опубликовала специальный доклад, озаглавленный «О нарушении международных и конституционных норм в связи с признанием отдельных некоммерческих организаций Пермского края выполняющими функции иностранного агента»[113]).

Сама Т. И. Марголина прокомментировала эту ситуацию следующим образом: «Если честно, меня волновало больше не то, что там какой-то статус дадут, а волновало то, что это будет искажение понятия участия граждан в государственном управлении. И через эту призму мы стали анализировать все представленные тексты, моделируя ситуацию, что признание иностранными агентами – это репутационный риск для организаций, которые работали с международными партнерами, но это и наступление на конституционные права граждан»