Книга Тихие сказки - Зинаида Александровна Миркина

— вечный свет! Вот Он!

Никогда еще маленькая золотая флейта не обретала такой силы! Синева… Синева… А посредине синевы — пламя. И он знает, что ему надо вступить в него. И вступает. И тут, только тут видит лицо своей любимой и жизнь, которая разгорается на нем, как утро на фоне отступающей ночи.

Говорят, что чудес не бывает. А мне все равно, бывают они или не бывают. Чудо — это не зрелище. А кто сам станет чудом, тот уже ничего не говорит…

Оль, Ом, Эль

На больших, выступающих из земли корнях Старого Дерева, прижавшись к стволу, сидело странное создание с лохматой головой и длинным носом. Оно было небольшое и очень тихое. Лицо почти человеческое, только морщинистое и цвета древесной коры. И огромные глаза с треть лица. Глаза грустные и добрые. Созданье сидело, подперев рукой щеку, очень спокойно, так что почти сливалось с Деревом. За спиной у него была котомка, а рядом с ногой была кисточка от свернувшегося, похожего на скрученную древесную ветку, хвоста.

Человек? Нет… Но глаза человеческие. Хотя все-таки не совсем. Разве бывают человеческие глаза, которые так смотрят? И за Дерево и за землю смотрят. И может быть, еще и еще за что-то. Точно у всего появились глаза. Вот они и смотрели.

А разве человек может сидеть так неподвижно? Так, что его можно не заметить и спутать с Деревом?

Но вот созданье вздохнуло и тихо сказало: меня зовут Оль. Я сижу здесь давно. С тех пор, как Ее не стало. Сижу и думаю. Я ведь не могу поверить, что Ее совсем нет. Ведь я знаю: если кто-то был, то он и есть. Я Ее в первый раз увидел давно, задолго до того, как Она появилась на земле. Я сидел на берегу и глядел на море. И вдруг увидел, что вода засветилась зеленовато-голубым, а потом розовато-сиреневым цветом. И тогда я взглянул в воду и увидел Ее на дне морском. Она сидела в своем саду среди кораллов и раковин и глядела вверх. А потом поднялась вместе с волной и — запела!

Как Она пела! Кто Ее слышал, тот знал, что жизнь никогда не кончится, а счастье сейчас прожжет грудь и выплеснется из нее и повиснет новым солнцем на небе — и так создастся еще один мир, а потом еще и еще… Вот почему так много звезд на небе. Иногда мне кажется, что это брызги от Ее голоса… а когда голос замолкает, они ведь все равно остаются. Вот ведь что… Застывшие отзвуки.

Это сейчас я так думаю. А тогда… Тогда я просто глядел на Нее и был счастлив. И ни о чем не думал. И вот Она выплыла на поверхность моря. Плыла и пела. А по морю шел корабль, и на нем был принц. И Она увидела его и полюбила. Я понимаю Ее. Что-то было в этом принце такое, что Она могла его полюбить. Но вот его мне понять труднее. Не заметить Ее?! Впрочем, люди ведь такие невнимательные… Глядел на море и — ничего не видел… И кто его спас, не заметил. Ну, кажется, он был тогда без сознания. И все-таки… Очнулся, увидел над собой склонившуюся девушку в розовом платье и сразу влюбился. А Ее так и не заметил. Заметил тогда, когда уж совсем нельзя было пройти мимо. Спускался к морю по лестнице своего дворца и увидел девушку, укутанную в собственные волосы. Говорят, у Нее раньше был хвост. А потом появились человеческие ножки. Не знаю… Просто раньше Она была одно с волной. А потом отделилась, чтобы стать заметной. Вот так и появились ноги. Волна перестала бьггь Ее продолжением, и — Она встала на ноги…

Кто ты? — спросил Ее принц. Она хотела ответить и — не смогла. Потому что у Нее уже не было Ее голоса. Этот голос говорил за всех — за волны, за море, за небо, за меня. Люди не знают, что бывает такой голос. Люди говорят словами. Только за себя говорят. Так говорить Она не могла. Вот Она и молчала. Глядела на него и молчала. Но как глядела! Он ведь понял, что так люди не глядят. Что Она глядит не только за себя и… ждет, чтобы и он взглянул так же. Он, кажется, даже захотел, но… не смог. И вот велел одеть Ее в человеческие одежды и стал говорить с Ней человеческими словами. Стал рассказывать Ей про себя, про свою мечту, про девушку в розовом платье. А Она… Она слушала и молчала. И ведь догадывался он иногда, что никто, кроме Нее, ему не нужен. И тогда говорил, что женится только на Ней, и тут же добавлял — потому что девушки в розовом платье я никогда не встречу…

Ну вот. А оказалось, что встретил. И настала последняя ночь в Ее жизни, когда Она вышла на палубу и была совершенно одна. Никто, кроме меня. Ее не видел. А я видел. Я все видел. Я смотрел на Нее и плакал. И вдруг выплыли из волн Ее сестры и протянули Ей нож. И сказали: его спасла Ты, а не принцесса. Почему же должна жить она, а Ты — погибнуть? Спеши, убей ее, это будет только справедливо. И Ты вернешься к нам и проживешь еще 300 лет.

Я услышал это и задрожал. Я так хотел, чтобы Она их не послушалась! Ну, конечно. Она не послушалась. Она взяла нож, но ведь Она выбросила его в волны, как только сестры скрылись. И я был так благодарен ей за это!

…А за что, собственно, благодарен? Ведь после этого Ее не стало. А принцесса продолжала жить, как ни в чем не бывало, и принц вместе с ней. И я не понимаю, как это возможно? И как я мог этого хотеть?! И еще я не понимаю, — неужели принц может жить и быть счастливым, когда Ее не стало? Просто примириться с тем, что Ее нет… Это возможно? И разве может быть, чтобы Ее не было?..

* * *

Когда б мы досмотрели до конца

Один лишь миг всей пристальностью взгляда,

То нам другого было бы не надо

И свет вовек бы не сходил с лица.

Когда б в