Книга Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

Князь развернул коня, на ходу сбрасывая из-за спины на руку щит.

— В бой, русы! Перун с нами!

Не успели выехать навстречу, как еще один из побратимов был убит, а там зашатался и стал сползать с коня богатырь Инкмор. Небольшой отряд Святослава выстроился; все уже с мечами, прикрытые щитами, понеслись на копченых, пока те не перебили их стрелами, пока еще можно неприятеля вызвать на сшибку, где не всякий печенег против сильного руса выстоит. Но степняки не желали такого боя и теперь старались разить коней неприятеля, чтобы не дать русичам приблизиться. Вон рухнул саврасый жеребец Сфангела, с другой стороны вскрикнул, получив стрелу в лицо, его товарищ.

Малфрида тоже развернула свою лошадку несшимся навстречу печенегам, при этом она вскинула руки, стала шептать наговор, но еще задыхавшаяся после скачки, сбивалась, поэтому просто отправила посыл, будто отталкивая кого. Сбить печенегов не успела, однако стрелы их попáдали, не долетев, словно натолкнулись на невидимую преграду. Хорошо, что расстрелять своих не позволила, но копченые уже были рядом, их оказалось гораздо больше, и они на ходу повыхватывали сабли. Святослав только успел подумать, что на каждого из его воинов придется по пять-шесть степняков, ну да повоюем!

Его обуяло то странное чувство в бою, когда ты и в горячке поединка успеваешь все примечать, когда распаленное тело повинуется рассудочному уму. И как только к нему подскакали сразу три печенега, молодой князь успел уклониться, прижавшись к холке лошади, от рубящего удара справа, подставил щит под размах выпада слева. «Отменные воины у Куркутэ, вон как лихо рубят. Но и русичи не лыком шиты», — промелькнуло в голове Святослава, когда он резко опустил изогнутый клинок на голову третьего из нападающих.

Все же он более привык рубить мечом, печенежская сабля Кури сейчас показалась непривычно легкой, от резкого размаха едва не мимо пошла, только мазнув по лицу противника, однако тот вскрикнул, зашатался, хотя из седла и не выпал. Святослав в пылу просто спихнул его косым ударом щита, только звякнуло щитовой окантовкой по округлому шлему копченого. И тут, разворачиваясь, Святослав заметил, как несколько печенегов насели на Малфриду. На ведьме не было стеганой куртки, ее зацепить легко, однако отчего-то до сих пор не зацепили. Стрелы вокруг так и вжикали, но князю показалось, что острия, будто горох, рассыпаются от взмахов ведьминой руки. Было похоже, что она обеими руками толкает перед собой что-то невидимое. Может, от этого подскочивший к ней печенег рухнул прямо с лошадью и теперь барахтался, пытаясь выпутаться из упряжи, а лошадь уже поднялась, прочь поскакала, таща за собой по земле наездника, так и не успевшего высвободить ногу из стремени. Второго всадника ведьма оттолкнула куда сильнее — надо было видеть, как он почти взлетел вместе с конем, пронесся над только успевшими подскакать людьми Куркутэ, свалился где-то за ними. А печенеги даже стали сдерживать ход коней, пораженные, оглядывались, как их собрат рухнул невесть где за ними. И хоть в пылу скачки раж заменяет все остальные чувства, копченые тем не менее сообразили, что происходит невиданное. И если первые еще сражались, наседали на отбивавшихся русов, то последние уже не спешили, изумленно глядели, как растрепанная женщина размахивает руками, а их собратья так и валятся с лошадей, кони падают, встают и мечутся с диким ржанием.

Сперва это была просто заминка, никто еще ничего не понял толком, однако успевшие подняться печенеги бежали кто куда, ловили повод коней, скакали прочь, почти сшибаясь с теми, которые еще не разглядели чародейства.

А Святослав восторженно кричал:

— Ай да чародейка! Давай, вали их, как снопы! Да не всех, позволь и нам душу потешить!

И теперь уже русы направили коней на печенегов, погнались за ними.

Но тут случилось непредвиденное. Из-за лесочка, где они намеревались укрыться, появился новый отряд степняков. И хоть на шапках у них не было волчьих хвостов, вновь прибывшие сразу поняли, что русы бьются с их соплеменниками. Раздался пронзительный, дребезжащий визг, взметнулись сабельки, стрелы засвистели, все смешалось. Печенегов теперь было намного больше, их крик заставил развернуться убегавших копченых, вокруг все смешалось, опять закипела сшибка.

Ведьма и опомниться не успела, только развернулась, только стала наговаривать заклинание, как наскочивший на нее печенег почти столкнулся с ней, их лошади вздыбились, заржали и стали опрокидываться вместе с всадниками. Но если печенег тут же начал подниматься, то оглушенная ударом о землю чародейка задыхалась, царапая вмиг ставшими длинными ногтями землю. Видно, в ее внешности что-то изменилось, отчего подскочивший степняк, который уже выхватил клинок, вдруг замер, занеся оружие, потом закричал, попятился. Правда, в следующее мгновение опомнился, опять замахнулся.

Клинок сверкнул на солнце. Малфриде казалось, что он опускается неимоверно медленно. Но тут стремительно пронеслось какое-то темное тело, свалило печенега, и только рык прозвучал громкий и гортанный, когда неожиданный спаситель рванул неприятеля так, что тот, почти разорванный, отлетел прочь. Это было последнее, что заметила чародейка, проваливаясь в небытие…

Очнулась оттого, что кто-то хлопал ее мокрыми ладонями по щекам.

— Эй, Малфрида, ты жива? Это я, Святослав. Взгляни на меня.

Она узнала его продолговатое лицо с высокими скулами, синие глаза под насупленными бровями, небольшой, чуть вздернутый нос. Видя, что чародейка приходит в себя, князь улыбнулся.

— Ну вот, слава богам. А я уже переживал, что погубили тебя поганые.

Малфрида привстала и огляделась. Сначала еще ошалело, потом озадаченно.

— Видишь, что тут у нас. — Князь широко повел рукой. — И это все он подсобил.

Святослав указал на сидевшего немного в стороне полуголого рыжего богатыря. Тот на миг оглянулся, и ведьма узнала это суровое лицо с белесыми, глубоко посаженными глазами. Это тот, кого русичи называли Волком. Она и ранее видела его, еще до их прибытия в становище, когда катала в глухих дебрях по блюдцу яблочко, и уже тогда поняла, кто он.

Волк отвернулся, сидел ссутулившись, весь окровавленный, но это была не его кровь, хотя и забрызган он ею был изрядно, темные потоки покрывали почти все его большое, иссеченное шрамами тело. Застарелые шрамы… От таких ран обычно не выживают, как и не выживают, получив в грудь острие шаманского копья. Этот же выжил. Если был жив и ранее…

Святослав же о том особо не задумывался. Восхищенно рассказывал, что поведал ему Волк: как он ночью выбрался из могилы в кургане, уполз подальше от стана печенегов, потом долго бежал по степи, пока не укрылся в этом непроходимом леске. Как пролез туда? Да такому удальцу все нипочем. Вот и отлежался. А когда услышал шум да увидел, какая схватка идет на опушке, то, будто таран, выбросил сильное тело из зарослей, валил печенегов голыми руками, рвал, грыз, вырвал у кого-то саблю, рубил, крошил. При его неожиданном появлении и русы, и степняки поначалу будто остолбенели, но копченые опомнились первыми, хотели умчаться, а Волк — ну чисто десять сил у него! — кинулся следом, несся так, что последнего всадника настиг на своих двоих, повалил толчком вместе с лошадью, копченого разрубил, а на его лошади погнался за остальными. И никто от Волка не ушел, все полегли. Вот какой витязь! Недаром Претич о нем так похвально отзывался.