Книга Домовая любовь - Евгения Некрасова

Грустное, настойчивое причитание позвякивало в толпе. Ольга аккуратно стала протискиваться к нему сквозь разноцветные рюкзаки и сумки. Маленькая, тонкая женщина с мятым, впалым лицом и в кислотно-зелёной форме повторяла-повторяла, словно пела в большое красное полицейское лицо. Человек в другой форме молчал, он не мог уйти, так как составлял собой оцепление. Дворничиха всё продолжала песню, разбавляя её танцем – маханием рук вверх и вниз, вверх и вниз. «Она всё кружила-кружила, а потом улетела к реке», – повторяла женщина и махала тощей морщинистой рукой в сторону БИМа.

Ломающийся мальчиковый голос объявил где-то совсем рядом, что его фотку репостнул только что такой-то блогер. Ольга постояла ещё недолго на месте и ощутила в подростковой взвеси движение. Человек пять детей отделились от толпы и стремительно направились в сторону центра. Они перекидывались между собой словом «корабль». Ольга двинулась вместе с ними. Прохожие на проспекте двигались просто и каждодневно, по своим делам. Подростки нарушали, сдвигали эту обычность. Не выпуская из рук телефонов, они разговорились, раскричались, развивая и развивая скорость, Ольга не поспевала за ними. Вдруг они резко остановились и собрались вокруг телефона зелёноволосой девушки как вокруг источника тепла или света. Ольга обогнала их и с энергией, передавшейся от них, быстро добралась до сквера.

Оцепления здесь не было, полицейские отдельными экземплярами терялись среди людей, которых толпилось огромное количество, разных возрастов и внешнего вида, многие держали на руках и за руки детей. Некоторые были в куртках, наброшенных прямо на халаты и спортивные костюмы. Вместо тёмно-красного, обтекаемого по торцам Дома-корабля вдоль сквера растянулась остроуглая, блочная, панельная десятиэтажка. Закончилась сила мечты. Сила мечты истощилась.

Панелька не выглядела старой или новой, но явно была обжитой. На окнах висели занавески, на балконах громоздилась обычная лишняя мебель и непотраченные стройматериалы, сохло бельё, росли цветы. Женщина в пуховом платке, завёрнутом вокруг ситцевого халата, медленно курила на одной из лоджий, устало глядя на соседей и новый объект под окнами. Люди смотрели то на десятиэтажку, то на огромный деревянный корабль, пришвартованный рядом с детской площадкой. О белых парусах, с палубой светлого дерева, штурвалом, мачтами, трюмом, каютами. Он не пахнул свежим деревом, паруса заметно пожелтели от времени, краска облупилась, якорь лежал в ржавой сыпи, и во всём кораблином виде ощущалось, что он неоднократно спускался на воду. Корабль можно было принять за один из предметов детской площадки. По нему и лазили с восторгом дети и некоторые взрослые, пока другие настойчиво пытались согнать всех с палубы, крича, что это опасно. На корабль залезла поредевшая горстка подростков, с которыми Ольга шла от гимназии. Они принялись делать селфи и фото друг друга, изображая на корме позу из «Титаника». Девушка с зелёными волосами фотографировала корабль с асфальта. «Что же всё-таки это такое?» – снова спросила она непонятно кого. Ольга, потому что она и была непонятно кем, хотела ответить, но потом передумала. Зазвучал телефон, она взяла трубку, звонила бывшая коллега, почти подруга, она поздравляла Ольгу с днём рождения и наговаривала ей приятные вещи. Слушая и благодаря, Ольга влезла на палубу, как и многие, через скамейку, и засела прямо на деревянном полу, щурясь от солнца. «Осталось ещё посмотреть Дом-пулю, Дом-подкову, Дом-коллектив как минимум и сходить в Музей ситца, ну и в галерею, если успею», – рассказывала Ольга поздравительнице.

По ясному небу над новоявленной десятиэтажкой и над пришвартованным рядом кораблём парила по-нездешнему крупная серая птица с широкими сизыми крыльями с красным отливом. Она сделала круг над сквером, завернула к реке и пролетела над Домом-пулей, в котором раньше сидел КГБ, а теперь сидело МВД. Вытянутого вдоль проспекта огромного здания не было видно из-за реконструкторского баннера. Под ним тоже произошли изменения, которые сотрудники решили не раскрывать, а между тем овальное белое, закруглённое с одного торца строение сделалось узким, бетонно-стеклянным прямоугольником с пластиковыми наростами и стало выглядеть родственно со всеми новопостроенными административными объектами. Один из молодых сотрудников нашёл сегодня утром пулю у обновлённой проходной, старую, как он мог определить, из какого-то прошлого времени, и спрятал её в один из сейфов с вещдоками, решив не сообщать начальству. Ничего из дел, вещдоков и техники не пропало. Всё там вовсе было по-прежнему, кроме архитектурной идеи. Дом-подкову, как потом можно было наблюдать на многочисленных изображениях в интернете, из полукруглого здания с несколькими квадратными башнями будто распрямили в вытянутую прямоугольную восьмиэтажку из светлого кирпича без каких-либо пристроек и надстроек. Закончилась сила мечты. Сила мечты истощилась.

Птица с сизыми крыльями с красным отливом приземлилась на красную трубу БИМа, колонной возвышающейся над городом. Тан-тан, тан-тан, тан-тан, тан-тан, кр-кр, кр-кр, кр-кр, кр-кр, кр-кр, кр-кр, ннннээээээ, тан-тан, тан-тан, тан-тан, кр-кр, кр-кр, кр-кр, ллллээээ, тан-тан, тан-тан… Тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк, тк-тк-тк. БИМ снова запела воспоминания. Ольга не успела сходить на мануфактуру и уехала семичасовой «Ласточкой» в Москву.

Кумуткан

1.

Байкал незамёрзший качался, как бокал с пресной водой, притворяясь морем, посылал прозрачную серую свою воду волнами в разные земляные окаёмки, обтёсывал камни, чесался мхом по скалам, вырабатывал плотный влажный воздух. Зимой берега и склоны прилегающих гор образовывали белые долины, а озеро было заперто вместе со всем своим содержимым под холодное мутное стекло, как закрывают в музеях ценные дорогие подлинники, чтобы им не навредили посетители. Вокруг Байкала люди начертили металлом железную дорогу и построили населённые пункты. Кроме перечисленных учёными существ, в байкальских водах лохнесским чудовищем сидела Великая Нерпа. Обычному тюленю нужно подносить морду к поверхности каждые 50–70 минут, чтобы запасаться кислородом, Великой Нерпе – раз в несколько лет. Когда Великая Нерпа плыла наверх и высовывала свою огромную морду-остров подышать, Байкал трясло. Поэтому там почти никогда не строили высоток.

Лена родилась и выросла в единственной серой балконистой каракатице-многоэтажке в туристическом прибрежном городе. Отец Лены был рыбаком, ходил сначала на лодке, а со временем купил старый катер. Прежде отец и мать учились в большем городе: мать – на архитектора, отец – на химика; потом произошёл тектонический сдвиг, страна покрылась трещинами, профессии перестали иметь значение. Из города родители переехали на Байкал. Отец всегда любил ловить рыбу и был доволен, хоть его увлечение и стало работой. Мать теперь обрабатывала улов и продавала его на рынке туристам, занималась Леной и её младшей сестрой, заперла себя и свои увлеченья где-то внутри и, даже когда профессии снова заработали, не расперла себя обратно. С отцом им относительно повезло: он был занудой, но не пил, не поднимал руки и голоса, не вылавливал из жены и дочерей недостатки. Но мать чаще всего молчала, говорила только по бытовым и школьным делам, улыбаясь по праздникам и дням рождения. Рыбак помнил её другой, но не рассказывал дочерям, чтобы их не удивить и не расстроить.