Книга Кот Федот. Книга первая - Олег Валуйский

– Я… м-м-м… Я его дочь.

Администраторы молча переглянулись, а потом снова уставились на Свету.

– Чернова Светлана… – смущаясь, добавила та. – Чернова Светлана Владимировна.

– Хорошо, одну минуту, – пробормотала Алина, одну руку протягивая к телефонной трубке, а другой набирая номер. – Алло, Владимир Алексеевич! Тут к вам ваша дочь, Светлана…

Свету даже немного замутило: отец точно здесь…

…А между тем подозрительный прищур исчез с лица Алины как по мановению волшебной палочки.

– Да-да, сейчас! – прощебетала она в трубку. И вновь обратилась к Свете, на этот раз – улыбаясь во все тридцать два зуба: – Светлана Владимировна, пойдёмте, я вас провожу!

Она ловко выпорхнула из-за стойки, отточенным движением приложила ключ с чипом к приёмнику на стене и, навалившись плечом, толкнула тёмно-бордовую дверь. Света слегка пошатнулась на чуть было не подкосившихся ногах и последовала за своей провожатой.

Сразу за дверью располагался выход в мастерскую, из которой доносился запах смазки, слышались голоса механиков и взвизгивания пневматических болтовёртов. Миновав его, девушки поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по узкому коридору и уже приблизились было к одному из кабинетов, но в это время из него торопливо вышел высокий мужчина в синей спецовке. Выражение лица у него было потерянно-виноватое, и когда он встретился с Алиной глазами, то едва заметно поморщил нос. Очевидно, на ковре у начальника ему пришлось несладко.

Молодую брюнетку это, впрочем, ничуть не смутило. Разминувшись с мастером, она уверенно подошла к двери, постучалась и сразу заглянула внутрь.

– Владимир Алексеевич, к вам Светлана! – бойко доложила она.

– Спасибо, Алина, – долетел в ответ низкий, до боли знакомый голос, от которого у Светы по всему телу побежали колкие мурашки.

Администраторша шагнула назад, и Света, оглушаемая грохочущими в её ушах ударами сердца, переступила порог кабинета. Трясущейся рукой закрыла дверь, подняла глаза…

Владимир Алексеевич Чернов что-то печатал на компьютере. Дочь, не видевшая отца долгие семь лет, растерянно глядела на него, не решаясь заговорить первой – и даже не будучи уверена в том, что сможет вымолвить хотя бы слово. А тот как ни в чём не бывало смотрел в монитор – спокойно и вдумчиво, так, будто в кабинете, кроме него, никого не было.

Казалось, он почти не изменился. Сейчас ему было чуть за пятьдесят, но он выглядел всё так же на сорок с небольшим. Всё тот же твёрдый, пронзительный взгляд, та же прямая спина, те же широкие плечи и сильные запястья. Света видела, что отец прекрасно сохранил свою былую форму: у него не появилось ни пивного живота, ни второго подбородка. Должно быть, он не оставил свои занятия плаванием и, как и прежде, по нескольку раз в неделю ходил в бассейн.

Рукава его строгой светло-синей рубахи были закатаны по локоть – он всегда любил закатывать рукава своих рубашек. И стрижка у него была всё та же – короткий ёжик под машинку. Только вот виски заметно побелели. А ещё на нём были очки – с тонкой металлической оправой и узкими линзами. Света впервые видела отца в очках: раньше проблем со зрением у него не было. Что ж, похоже, в чём-то возраст всё-таки брал своё.

…А Владимир Алексеевич тем временем продолжал неспешно щёлкать по клавишам, при этом беззвучно шевеля губами – видимо, проговаривая то, что писал. Свою дочь, сиротливо стоявшую у двери, он по-прежнему словно бы и не замечал.

«Интересно, он специально? – подумала Света. – Может, он испытывает меня? Или пытается сделать так, чтобы я ушла? Только никуда я не уйду!»

Чтобы как-то отвлечься и сделать затянувшееся ожидание чуть более сносным, она стала осматриваться по сторонам. Кабинет был небольшой, но весьма опрятный. Слева вдоль стены стояли высокие шкафы со стеклянными дверцами, за которыми виднелись ряды толстых папок. Стена справа была завешана плакатами с изображёнными на них красивыми машинами, а также различными дипломами и сертификатами – на английском и русском языках. Там же, ближе к столу, висел большой квартальный календарь; хозяин кабинета о нём, как видно, не забывал, и ярко-красная перемещаемая по прозрачной пластиковой полоске рамка-квадратик достоверно сообщала о том, что на дворе было двадцать первое сентября.

В правом, ближнем к двери углу стоял интересного вида стеллаж. Его многочисленные, асимметрично расположенные полки были живописно заставлены книгами, журналами, статуэтками, модельками машин, фотографиями…

И тут Света остолбенела: на одной из фотографий она узнала… себя. Да, это была она на своём последнем звонке. В той самой тёмно-синей школьной форме с белым фартуком и с перекинутой через плечо красной лентой. С вычурно-ярким, но разрешённым тогда мамой макияжем. И с двумя смешно торчащими хвостиками – придумка Лиды, которая сделала себе такие же, правда, ей они шли гораздо больше. В руках почти уже выпускница держала большущий, подаренный отцом букет. А ещё шестнадцатилетняя Светлана Чернова – тогда ещё Чернова! – улыбалась. Улыбалась, хоть и несколько застенчиво, но всё же искренне…

Почувствовав знакомое свербение в носу, Света закусила губу и поспешно отвела глаза от заставшей её врасплох фотографии. И сразу наткнулась взглядом на другую – в такой же узорчатой рамке, стоявшую на той же полке, только с другого края. Ух ты! А вот это интересно. На фоне деревьев, зеленевших в лучах летнего солнца, Света увидела отца. Одетый в джинсы и серый батник, он сидел на расстеленном на траве пледе, сцепив перед собой кисти рук и положив локти на согнутые колени. Рядом с ним, подтянув к себе ноги, сидела женщина – очень красивая, чуть полнотелая, голубоглазая, с чувственными губами и светлыми, до плеч, волосами. На ней тоже были джинсы и свободная белая блузка. Одной рукой женщина упиралась в землю, удерживая равновесие, а другой прижимала к себе совсем ещё маленького, наряженного в крохотный синий комбинезончик мальчишку. Забавно приоткрыв ротик, тот с большим интересом следил за снимающим его и его семью фотографом. А у отца за спиной, обняв его крепкую шею, игриво улыбалась симпатичная светленькая девчушка лет пяти с двумя белыми бантами на голове.

Света отметила, насколько счастливым и умиротворённым выглядел отец на этой фотографии. Когда они жили вместе, она редко видела его таким. А рядом с мамой – никогда…

Она вздохнула, повернула голову – и вздрогнула. Отец изучающе смотрел на неё, сложив руки на столе. И, судя по всему, смотрел уже довольно долго.

– Я тебя внимательно слушаю, – холодно произнёс он и, сняв очки, положил их на кипу бумаг рядом с клавиатурой.

– Привет, папа, – еле слышно отозвалась Света, пытаясь справиться с вновь охватившим её волнением. Говорить сделалось до невозможности тяжело: язык будто занемел, а в горле мгновенно пересохло. – Я… я пришла сказать тебе, что… что все эти годы вела себя как последняя сволочь. Я не общалась с тобой только потому, что мне запрещала мама. Но не думай, пожалуйста, что я жалуюсь тебе на маму. Или что пытаюсь оправдаться. Потому что… потому что это не оправдание… в моём-то возрасте.