Книга Король воронов - Мэгги Стивотер

Ганси смутно предполагал, что в Личфилд-Хаусе обитает некое авторитетное лицо, но до сих пор он об этом не особо задумывался. Однако вежливость требовала, чтобы в случае небольшого сборища он привез цветы или угощение.

– Мне нужно было купить что-нибудь для нее?

– Для кого?

– Для твоей тети.

– Нет, это тетка Ляна, – ответил Генри. – Ну, пошли, пошли дальше. Кох наверху, составляет список спиртного. Вам необязательно напиваться, ну а я напьюсь. Говорят, в пьяном виде я не буяню, но иногда становлюсь филантропом. Считайте, что вас предупредили.

Выражение лица Блу теперь стало по-настоящему осуждающим – примерно в двух шагах от ее обычного выражения и в одном шаге от выражения Ронана. Ганси начал подозревать, что два мира никоим образом не смешаются.

Послышался громкий стук: Чень-2 и Логан Разерфорд ввалились в другую дверь, держа в руках полиэтиленовые пакеты. У Разерфорда хватило ума держать рот закрытым, но Чень-2 так и не освоил этот навык.

Он сказал:

– Ё-мое, мы пригласили девочек?

Блу, стоявшая рядом с Ганси, сделалась в четыре раза выше. В комнате воцарилась тишина, предшествующая взрыву.

«Это будет ужасный вечер».

18

6:21.

Нет, 8:31. Ронан что-то напутал, когда взглянул на часы в машине.

Небо было черное, деревья были черные, дорога была черная. Он остановился у обочины, неподалеку от того места, где жил Адам. Тот занимал квартирку над помещением приходского секретаря католической церкви Святой Агнессы – счастливое сочетание, объединившее все объекты поклонения Ронана в пределах одного квартала. Ронан, который, как обычно, не обращал внимания на телефон, несколько часов назад пропустил звонок от Адама. Голосовое сообщение было кратким: «Если ты сегодня не идешь к Ченю вместе с Ганси, не поможешь мне с Кабесуотером?»

Ронан не поехал бы к Генри Ченю ни при каких обстоятельствах. От улыбок и политической активности он покрывался сыпью.

Он совершенно точно ехал к Адаму.

И теперь он вылезал из машины, щелкая языком, чтобы Бензопила оставила попытки распороть шов на пассажирском сиденье. Ронан окинул взглядом парковку возле церкви, ища трехцветную «Хондаёту». Она стояла с включенными фарами и выключенным мотором. Адам сидел перед ней на корточках и смотрел, не моргая, на ярко горящие огни. Растопыренными пальцами он упирался в асфальт, слегка расставив ноги, как бегун в ожидании старта. Перед ним лежали три карты Таро. Прежде чем присесть, Адам подстелил взятый из машины коврик, чтобы не запачкать рабочие брюки. Если кому-то удавалось соединить эти две вещи – непостижимое и практическое, – этот человек проходил изрядное расстояние по дороге, ведущей к познанию Адама Пэрриша.

– Пэрриш, – сказал Ронан.

Адам не ответил. Его зрачки были камерами-обскурами, ведущими в иной мир.

– Пэрриш.

Адам приподнял одну руку в направлении ноги Ронана. Пальцы дернулись, как бы давая понять: «Не мешай». Минимум движений.

Ронан скрестил руки и стал ждать, просто наблюдая. Он смотрел на изящные скулы Адама, на его нахмуренные светлые брови, на красивые руки, на всё остальное, омытое яростным светом. В особенности он запомнил форму кистей – неуклюже, по-детски оттопыренный большой палец, отчетливо выступавшие дорожки вен, крупные костяшки, словно знаки препинания. Во сне Ронан клал их себе в рот.

Его чувства к Адаму напоминали утечку нефти; он позволил им разлиться, и теперь, черт побери, весь океан воспламенился бы, стоило уронить спичку.

Бензопила подлетела к разложенным на земле картам, от любопытства приоткрыв клюв. Когда Ронан молча устремил на нее палец, она угрюмо залезла под машину. Ронан повернул голову, чтобы разглядеть карты. Что-то с языками пламени, что-то с мечом. Дьявол. Одно-единственное слово – дьявол – оживляло в сознании тысячу образов. Красная кожа, белые солнечные очки, испуганные глаза Мэтью, лежащего в багажнике машины. Страх и стыд одновременно, в таком количестве, что тянуло на рвоту. Ронан с тревогой вспомнил свои недавние кошмары.

Пальцы Адама напряглись, и он сел. Он моргнул и еще раз – быстро, – потом пощупал кончиком безымянного пальца угол глаза. Это не помогло, и он стал тереть ладонями глаза, пока они не заслезились. Наконец Адам поднял голову и посмотрел на Ронана.

– Фары? Вот это жесть, Пэрриш.

Ронан протянул руку. Адам принял ее. Ронан помог ему встать, думая только об этом – ладонь, касающаяся ладони, скрещение больших пальцев, косточка запястья… Адам оказался лицом к нему, и Ронан выпустил его руку.

Океан пылал.

– Что такое с твоими глазами? – спросил он.

Зрачки у Адама по-прежнему были крошечные.

– Мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Стремный сукин сын. А при чем тут дьявол?

Адам уставился на темный витраж в церковном окне. Отчасти он еще оставался в плену света, исходившего от фар.

– Я не понимаю, о чем говорит эта карта. Такое ощущение, что она удерживает меня на расстоянии вытянутой руки. Мне нужно заглянуть поглубже, но кто-то должен понаблюдать за мной – на тот случай, если я отойду слишком далеко от самого себя.

В данном случае «кем-то» был Ронан.

– А что ты пытаешься выяснить?

Адам описал обстоятельства, связанные с его глазом и рукой, тем же ровным тоном, каким ответил бы на вопрос учителя в классе. Он позволил Ронану придвинуться, чтобы сравнить его глаза, так близко, что Ронан ощутил на щеке дыхание Адама. Потом он позволил Ронану изучить свою ладонь. Этого, в общем, не требовалось, и оба это знали, но Адам внимательно наблюдал за Ронаном, который легонько касался линий на руке.

Происходившее напоминало границу между сном и явью. Характерный ночной баланс, когда ты спишь достаточно крепко для того, чтобы видеть сны, и в то же время бодрствуешь – настолько, чтобы помнить, что тебе нужно.

Он знал, что Адам угадал его чувства. Но Ронан понятия не имел, можно ли сойти с этой узкой, как лезвие ножа, тропы, не разрушив то, чем он обладал.

Адам удержал взгляд Ронана, когда тот выпустил его руку.

– Я хочу найти источник того, что угрожает Кабесуотеру. Я могу лишь предположить, что эта же штука угрожала и тому черному дереву.

– Оно и у меня в голове, – признался Ронан.

День, проведенный в Амбарах, был отмечен снами, от которых он спешно пробудился.

– Да? И поэтому ты так ужасно выглядишь?

– Спасибо, Пэрриш, твое лицо меня тоже радует.

Ронан коротко объяснил, что искажение, которому подверглось дерево, напоминало искажение его сна. Впрочем, он умолчал о своей тревоге насчет содержания этого сна и о том, что это свидетельствовало о еще одном немаленьком секрете с избытком бранных слов.