Книга Делай, что можешь - Марик Лернер

– Так это ж известное дело…

– Не для меня.

– Тоже верно. Она ж рано…

– Дуся! – донеслось издалека, обрывая откровения.

– Не буду мешать, пойду, – понятливо закивал я. Выгонять неудобно, а торчать здесь причин больше не имеется.

Они появились на пустыре. До домов с обеих сторон далеко, и никто не увидит. Еще и время обеденное. Кто на работе, кто дома сидит. Один с длинной дубинкой, второй с выкидным ножом. Очень занятно крутил и перебрасывал. Большой умелец. Видать, компенсирует малый рост и плюгавую внешность.

– Ну что, – сказал недоросток, дыхнув изо рта гнилым, – вот и встретились, Николенька.

То есть не случайно столкнулись с первым попавшимся на опохмелку отобрать мелочь. Конкретно ждали. При этом имечко слегка исказил. Слышал звон.

– Давно ждем, – поддержал второй.

Нечто у обоих было в одежде неуловимо сходное. Сапоги эти с голенищами гармошкой, пиджачки расстегнутые и кепочки из сатина с лаковыми козырьками. Не рабочие и не крестьяне. Те в цветных рубахах в будний день шляться не станут. Приблатненная публика. Не из больших Иванов. В нашей деревне таких вроде не водилось, но я мог быть и не в курсе. Прежде не очень-то стеснялись при мне беседовать, но я по дням и не пытался память просмотреть. Есть более важные и нужные занятия. Даже перебирая картошку, можно повторять недавний урок или спряжения глаголов.

– Говорят, денег много завелось, а народ страдает от пустых карманов.

– Делиться надо.

Любопытно, кто ж навел. Про банкира только дома знали, но папаша по пьяни запросто способен разболтать, похваставшись. Все ж на деревенских не похожи. Те бы про порчу возмущались, но после внушения околоточного молчат в тряпочку и стороной обходят. Поселковые сразу бы колом по башке, пока ворожить не стал. А эти не понимают, с кем имеют дело. Мужичка тряхнуть решили по-легкому. Николку могло и выйти. Только он бы один не мотался никогда.

– Девки, что ли, не любят? – участливо спросил я. – Платить приходится, а то не дают?

– Что ты сказал? – качнулся вперед маленький, обалдев от неожиданности. Жертве положено было пугаться и выпрашивать пощады. Конечно, здоровый парень запросто способен заехать кулаком, но на то у них в руках и лезвие с дубиной. – Я ж тебя, гнида, порежу. – Нож остановился у самого горла.

Я не стал продолжать столь занимательную беседу. Молча хлопнул открытой ладонью по груди. Убивать таким образом муторно, и теряешь много энергии, однако иногда без этого не обойтись. Заготовочка давно запакованная лежит, ни разу не использованная и прежде. Прекрасный способ увидеть результат не в теории, а на практике.

У плюгавого умер не мозг, а отдел, отвечающий за движения. Ноги у человека бессильно подогнулись, и он осел, а напарнику, еще не успевшему сообразить, что происходит, со всей бычьей силы нового тела ударил носком сапога в колено. Тот уронил дрын и захрипел, не способный даже ругаться, корчась на земле. Чашечку раздробил я ему в куски. Вряд ли операция поможет. Да кому ее делать. Нагнулся, подбирая нож плюгавого, и проверил пустырь. Очень не хотелось случайных свидетелей происшествия. Убивать приходилось неоднократно, пусть и очень-очень давно, и ничего в душе не шевельнулось. Жалости к грабителям не испытывал, и совесть мучить не будет. Нечего было железками угрожать.

Ага, крупных биологических объектов поблизости не наблюдается. На таком расстоянии определить, человек или конь какой, не так просто, но, к счастью, только всякая мелочь присутствует. Мыши или нечто вроде мелкой кошки. Вот и ладненько.

Полоснул острием по глотке типа со сломанной коленкой и, не глядя на дергающегося в агонии грабителя, засучившего ногами в последнем непроизвольном рефлексе, отправился ко второму «крестнику».

– Не знаю, какие у вас тут законы по этой части, – сказал, вкладывая в безвольную руку рукоятку перепачканной в крови напарника выкидухи с предварительно протертыми отпечатками пальцев, – но объясняться в полиции не собираюсь. Убили приятели друг друга, и вряд ли кто по этому поводу примется расследовать всерьез. Зачем вы мне сдались живыми?

Вообще-то из таких и готовятся зомби. Изучение мозга на умирающих в больнице при моем институте дало любопытные результаты. Недаром за глаза называли не академиком, а упырем. Чтобы мозг отрубился – его не надо замораживать. Достаточно тихо-мирно-гуманно охладить на несколько градусов. И бери противника тепленьким… э-э… холодненьким. Можно допросить в спокойной обстановке. А если охлаждать даже не весь мозг, а только нужный участок, получаются крайне послушные рабы. Правда, тупые. Не любил я это дело, хотя выгодно на людей в погонах работать. Догадывался, к чему приводят такие опыты. Сначала заказы на послушных «проституток», а затем и лично меня станут убивать, получив нужное. Именно поэтому тема не дала серьезных результатов, а всерьез копавшийся в этом дерьме перспективный ученый внезапно скончался. Сердце не выдержало. Сгорел на работе.

– Ничего не поделаешь, придется сдохнуть. – И двинул в висок со всего размаха.

Уронил рядом с трупом дубинку, предварительно тщательно и здесь вытерев возможный след. Неизвестно, как работают здешние ищейки, однако про следы потожировые от пальцев обязаны быть в курсе и уметь снимать. Зачем на себя улики давать. Поколебался и не стал выворачивать карманы. Так достоверней.

Когда в переулке из-за забора выскочил человек, невольно шарахнулся, готовый к чему угодно. Уже привык, что местные косятся и стараются навстречу не попадаться без нужды. Похоже, угроза пошла широко гулять. А теперь еще и на нервах. Видеть мои недавние занятия никто не мог, а вдруг?

К счастью, фигура оказалась женской и очень неплохой, а личико симпатичным.

– Мама мне запрещает к тебе домой идти, – сказала жарким шепотом, хватая за руку, – и глаз дурной, и накопленного жалко. А у меня и деньги есть, – показала купюру, извлекая ее из выреза платья, куда невольно воткнулись мои глаза. Грудь имела приятные размеры и волнительно гуляла от возбужденного дыхания. – Убери веснушки, – пытаясь втиснуть в пальцы банкноту, прошептала горячечно. – Ты ж можешь.

Нет, она, конечно, была рыжей вся от волос до тех самых веселых конопушек на носу, что в моих глазах, привыкшего к темнокожим людям, экзотично и красиво, но ничего такого ужасного на курносой мордочке не наблюдалось. Присутствовали мелкие пятнышки, но так страдать…

– Парень? – интересуюсь понимающе.

– Да! Смотреть не хочет.

– Так, может, не в веснушках дело?

– Какая тебе разница! Деньги возьми.

И верно, я нанялся отговаривать? Убрать совсем труда минут на пятнадцать. Выжечь пигментные пятна ничего сложного. Говорить этого не надо, чтоб не принялись жалеть денежки. Напротив, положено тяжко вздыхать и объяснять про сложности.

– На теле тоже надо?

– Там немного, – застеснявшись, сказала. – На лице сделай.