Книга Если я исчезну - Элиза Джейн Брейзер

– Я знаю, кто такая Рэйчел, – говорю я. – И Клементина. А Флоренс… о ней был первый эпизод подкаста Рэйчел.

Эпизод № 1: На маршруте душегубцев. Одним ясным солнечным днем четыре девочки-подростка в топиках и коротких джинсовых шортах сели на автобус, отправлявшийся на север из Хеппи-Кэмпа в 11:30. Одну из девочек больше никогда не видели.

Я не знаю, что делать с этим списком. Если в нем перечислены имена людей, с которыми нужно связаться в случае твоего исчезновения, зачем ты записала имя пропавшей девушки? Зачем записала свое имя? В эпизоде ты называла имя Флоренс, но имена остальных девушек – нет. Три другие девушки, которые ехали по маршруту сбежавших из тюрьмы душегубцев, мечтающих исчезнуть, остались безымянными. Ты ни разу не упомянула, что была одной из этих девушек. Быть может, это и есть ключ к разгадке? Или я просто хочу, чтобы это был ключ?

– Я не знаю, кто такая Тасия. Я подумала, может, ты ее знаешь?

Он изгибает бровь:

– Не удивлюсь, если это Тас из Хеппи-Кэмпа.

– Кто?

– Девушка, которая работает в кофейне.

– Я с ней встречалась, – говорю я слегка взволнованно, с таким видом, будто я уже давным-давно все поняла. – Они с Рэйчел дружили?

– Мне об этом неизвестно. – Его губы кривятся в улыбке, которую он пытается скрыть. – Как я уже говорил, у Рэйчел не было много друзей.

– Что ж, нам нужно с ней поговорить.

Он смотрит на меня так, что я слабею и теряю над собой контроль. Думаю, ему не нравится это «мы». Далеко внизу, в полях слышится дикое ржание лошади, но звук снова преломляется, и кажется, что лошадь стоит прямо за нами, готовая напасть. Я точно знаю, что не хочу идти в кофейню в одиночку.

– Ну, я всю неделю буду занят. Как и ты.

– Тогда нам нужно идти сегодня.

– По воскресеньям они закрываются в пять.

– Тогда нам нужно идти прямо сейчас.

Он стискивает зубы, а глаза его беспокойно бегают.

– И как ты себе это представляешь? Мы с тобой вдвоем просто возьмем и уедем куда-то на глазах у Эдди?

Это, конечно, странно, но мы оба прекрасно знаем, что она не одобрит такого поступка, – и ужасно боимся ее неодобрения. Мы работаем на нее. Живем в домах, которые принадлежат ей, стоят на ее земле. Находясь в изоляции, понимаешь, что остальной мир исчезает очень быстро.

– А как насчет пожарной подъездной дороги? Той, что у ручья?

Он размышляет.

– Мы можем пройти через ручей, но от него до города еще несколько миль.

– А у тебя нет квадроцикла? – Задавая этот вопрос, я понимаю, насколько он глупый. Мы не сможем проехать на квадроцикле по шоссе.

Он закусывает губу.

– У меня есть байк. Мотоцикл. Мы могли бы на нем спуститься с холма.

Я киваю; это может сработать.

– Нам лучше поторопиться.

Он берет ружье, и я иду за ним по верхней границе ранчо. Мы молчим всю дорогу до его дома, зная, как далеко здесь может разноситься звук. Я молча жду, пока он берет свой байк и катит его по тропе к ручью.

С тех пор как твоя мать предупредила меня, что ходить к ручью опасно, это место становится еще более зловещим, здесь витает тяжелый дух твоего пустого дома. Даже яркая зелень кажется фальшивой, словно она что-то скрывает. В густой тени шумит ветер и слышен зловещий шепот зарослей. Я смотрю на покачивающиеся бедра Джеда, идущего впереди меня по тропе, и меня охватывает трепет. Я думаю о том, как ты ходила по этой тропинке изо дня в день. Это было твое уединенное место вдали от ранчо.

– Ты когда-нибудь приходил сюда навестить Рэйчел?

– Зачем бы мне приходить сюда, чтобы увидеть Рэйчел?

– Я просто думала, вы проводили время вместе.

Он останавливается.

– Нет, я не об этом. Я имел в виду, что Рэйчел не жила здесь.

– Что? Но это же ее дом.

Он окидывает взглядом тропу.

– Там никто не живет. Там жить невозможно. Электричества нет. И вода не подведена. А протянуть трубы сюда ой как непросто.

– Зачем же они построили дом без воды и электричества?

Джед корчит гримасу:

– Не знаю, заметила ты или нет, но эти люди не особо заморачиваются с планированием или с продумыванием чего-либо наперед. Им нравится внешняя оболочка вещей, но если присмотреться, почти все здесь разваливается или зарастает ежевикой.

И он прав.

– Ее заросли действительно повсюду.

– Эдди свято убеждена, что сможет приготовить яд, который уничтожит всю ежевику. Она возит бутылки с этим средством в своем квадроцикле. Она работает над ним с прошлого года. Рэйчел любила шутить, что она поубивает нас всех. Эта женщина возомнила, что сможет разрулить любую ситуацию, будто она сама создала жизнь и смерть.

– И в теплице тоже стоят бутылки с этим ядом?

– Часть бутылок для ежевики, а часть – универсальное средство, должно помочь от всего, что только можно представить. Она называет это своим «снадобьем». Если способ решения одной проблемы – это создание еще большей проблемы, то, думаю, она на пороге великого открытия. Грейс ненавидела все эти штуки. Говорила, что это колдовство. – Его лицо смягчается, когда он упоминает имя своей бывшей жены, словно в этом имени сокрыта своя особая магия. – Я бы держался подальше от этого места и вообще всего, что она пытается тебе дать. Самые опасные люди в мире – те, кто считает, что что-то знают.

Мне нравится Джед. Я ничего не могу с собой поделать. Во всем, что он говорит, есть флер поэзии.

– Если Рэйчел не жила в доме у ручья, где же она жила?

– Со своими родителями.

– Но… я думала… – Ты фотографировала его, писала о нем – о своем доме. О своем идеальном доме. Ты солгала мне. Но я не стану этому верить. Джед, должно быть, ошибается. А может, лжет именно он. – Я думала, это дом Рэйчел. Так же как твой дом – дом Гомера. Разве они не для нее его построили?

– Наверняка они построили его, чтобы поиздеваться над ней, как они это любят. Наверняка они построили его, чтобы он никому не достался. – Джед стискивает зубы, кажется, довольный таким ответом, который выставляет твою мать злодейкой.

– Рэйчел работала на ранчо?

– Так, немного. Помогала тут и там. Объезжала лошадей. Ей очень нравилось кататься на Белль Стар.

– Эдди говорила, что на ней никому нельзя ездить.

– Я бы не верил ни одному слову из уст этой женщины.

– Что происходит между тобой и Эдди?

Он выпрямляет спину.

– Я ей не нравлюсь.

– Почему?