Книга Принц Генри - Эмма Чейз

Подхватив полотенце с ближайшего шезлонга, оборачиваю его вокруг себя и разворачиваю второе, для него. Генри медлит, явно готовый поспорить со мной.

– Ты обещал, – напоминаю ему я.

Он трагично вздыхает, потом опускает лицо в воду, посылая пузыри. Наконец он поднимается по ступенькам, удерживаясь за перила, и забирает у меня полотенце, вытирает плечи и руки.

Я честно стараюсь не смотреть, но когда он вытирает себе живот, мой взгляд невольно падает ниже, и я безошибочно различаю его возбуждение – напряженный член под плавками. Просто великолепный.

Понимаю, что он заметил мой взгляд, потому что Генри тут же добавляет дразняще:

– Уложишь меня в постельку, Титиботтум? Поцелуешь на ночь… куда-нибудь?

Я плотнее заворачиваюсь в полотенце, почти жалея, как, должно быть, надменно сейчас выгляжу, но все же отвечаю:

– Нет. Эта честь принадлежит Джеймсу.

Он фыркает.

– Кайфоломщица.

12

Генри

После того вечера в бассейне что-то между нами с Сарой изменилось. Мы стали как-то… ближе. Она по-прежнему очень мило краснеет, но теперь ее щечки становятся нежно-розовыми, а не ярко-алыми, как когда я поддразнивал ее впервые. Она по-прежнему держится больше сама по себе, читает в углу или под деревом, но теперь она все чаще выбирается на съемочную площадку. Уже несколько раз я замечал, как она болтает и смеется в компании Лауры Беннингсон и принцессы Альпаки, которую сопровождает ее мрачный переводчик Гуэрмо.

С той первой ночи я не спал в собственной комнате – даже не пытался. Сперва я думал, что продюсеры меня за это взгреют, но Ванесса объяснила, что они и не рассчитывают, что камеры поймают там что-нибудь стоящее. Скорее, они стоят там на тот случай, если что-то интересное там вдруг все-таки случится.

Мои дни проходят в разных занятиях – лазанье по канатной дороге, прыжках на тарзанке, стрижке шерсти на овечьей ферме, плаванье в горячих источниках, каждый раз – с новой девушкой. Я раздариваю все меньше хрустальных туфелек – подкладываю их под подушку, как зубная фея деньги. Ну, мужская версия этой самой феи, более похотливая. А ночи мои полны безответного желания. Я словно нахожусь в блаженном аду, потому что никак не могу забыть Сару – то, как она прижималась ко мне в воде, гладкая, мягкая, мокрая. Мои мысли постоянно о ней.

Мои сны, впрочем, тоже.

И уже не один раз я просыпался с таким стояком, что аж болел член, и прижимался к ее мягкому телу. И мне требовался весь мой самоконтроль, до последней капли, чтобы не трахнуть ее там же, прямо во сне.

Вечерами, когда Сара тихо напевает, читая в кровати свои скучные классические романы, я мечтаю только о том, чтобы эти прелестные губы сомкнулись вокруг моего члена. Каждый раз, когда она вздыхает во сне, я представляю, как она будет стонать подо мной, прося все больше. А когда она задумчиво накручивает прядь волос на палец, я представляю, как сжимаю эти темные шелковистые локоны в кулаке, как учу ее всем тем непристойным наслаждениям, какие только знаю. Ну а знаю я немало.

Как-то вечером, когда я вернулся в спальню, Сара была в ванной. Я стоял снаружи, за запертой дверью, прислушиваясь к плеску воды, к тому, как она мылась, как касалась себя. В тот момент я чуть не кончил в штаны, как озабоченный двенадцатилетний пацан.

Да, это становится все труднее.

И все же даже на миг мне не приходила мысль, что может, стоит ночевать в собственной спальне. Потому что самая лучшая – и самая сложная, во всех смыслах, часть этих вечеров в том, что когда мы с Сарой, одетой в простые хлопковые штаны и топик для сна, ложимся в постель, укутываясь в одеяла, прячась от сквозняка, и она приглушает свет, мы… болтаем. Болтаем обо всем и ни о чем.

Она рассказывает о своей матери, любящей оранжереи и цветы, о Пенни и ее голливудских мечтах, о своем ворчливом боссе, который явно приходится дальним родственником моему старому Фергусу, о библиотеке, о своей простой организованной жизни. А я рассказываю ей о Николасе и его вере в меня, которую я не заслуживаю, хотя Сара настаивает, что очень даже заслуживаю. Рассказываю о смелой энергичной Оливии и о том, как бы мне хотелось, чтобы они жили поближе. А еще тихо, пристыженно рассказываю ей о бабушке, которую так сильно разочаровывал снова и снова.

Сара Титиботтум, при всей своей робости и застенчивости, оказалась самой настоящей оптимисткой. Она не выносит жалости к себе или сожалений, но, как тот маленький паровозик, который смог, верит в продвижение вперед, шажок за шажком.

Я хорошо знаю историю, и все же Сара возбужденно рассказывает мне о леди Джейн Грэй, девятидневной Королеве Англии, про которую она прочитала в какой-то книге. Кажется, это был романтизированный рассказ о том, как леди Джейн в конце концов влюбилась в Гилфорда Дадли, того самого человека, за которого ее семья заставила ее выйти замуж. И когда леди Джейн с не самыми добрыми намерениями незаконно выдвинули как кандидата на трон, именно эта любовь давала ей силы на ее великие мечты обо всем том, что она может сделать для своего народа и своей страны. В ходе наших бесед улыбка Сары так прекрасна и ее лицо такое оживленное, что у меня просто не хватает духа заметить, что леди Джейн так и не представился шанс воплотить хоть что-то из ее планов. Ей ведь, черт возьми, в итоге отрубили голову.

Сара не спрашивает меня о будущем, не спрашивает, какие у меня планы, когда я стану королем, и я чертовски благодарен, потому что по-прежнему не хочу даже думать об этом. Но в глазах Сары горит теплый огонек, а в ее голосе проскальзывает восхищение, и глубоко внутри я чувствую – она верит, что я сумею справиться со всем достойно.

Это совсем иначе, чем с Николасом или с бабушкой.

Сам не знаю почему, но тот факт, что эта чистая невинная девушка верит – верит в меня! – заставляет меня надеяться, что когда-нибудь и сам я поверю.

* * *

В середине второй недели шоу мы завершаем съемки на балконе около восьми вечера. Как только режиссер объявляет «Снято!», Элизабет обвивается вокруг меня, словно ядовитый плющ, и шепчет все те извращенные вещи, которые она хочет сделать со мной на камеру. Некоторые из этих вещей, кажется, просто физически невозможны.

Высвободившись из ее объятий, я спешу к себе в комнату. Точнее… в нашу с Сарой комнату. Но когда я вхожу, то вижу, что она заполнила свою поношенную сумку книгами и, кажется, направляется к двери. Медленно я подхожу к ее укромному уголку, опираюсь на стену за ее спиной и наклоняюсь к ней.

– И куда это ты так поздно? Сбегаешь?

Она поднимает взгляд, и ее губы изгибаются в веселой усмешке.

– Я никуда не сбегаю, и сейчас совсем не поздно, Генри.

Она пахнет так сладко, что мне хочется ее лизнуть. Вылизать ее всю, сверху донизу. И я позволяю своим мыслям мчаться дальше, словно она ничего не ответила – так ведь даже интереснее.