Книга Зимняя вода - Сюзанна Янссон

Молчание.

— Не помню.

— Если я правильно понимаю, вы сами вошли в ту комнату? А потом дверь заперли снаружи?

— Да.

— Вас заперли умышленно?

— Нет, я думаю, они не знали, что я там, внутри.

— Значит, вы незаконно проникли в дом братьев Юханссон?

Майя колебалась.

— Точно не помню. Не думаю. Может быть, у них было открыто. В открытые дома ведь можно заходить?

Женщина не ответила.

— Что вы думаете? — продолжала Майя. — О комнате. Зачем им такая комната?

— У них другая версия.

— Вот как? И какая? — спросила Майя.

— На данном этапе я не могу об этом говорить.

— И когда закончится данный этап?

Долгое молчание.

— Как меня нашли? — спросила Майя.

— Вас обнаружили хозяева дома. Братья. Они увидели вашу припаркованную машину и начали вас искать, они же потом вызвали скорую.

— Сколько времени я там провела?

— Похоже, четыре дня.

— Это не очень долго. Мне показалось, дольше.

— Без воды это очень долгий срок.

В дверях появилась мама. Майя улыбнулась при виде знакомых длинных седых волос, собранных в хвост, и подведенных жирным карандашом глаз.

Она попыталась разгадать мамино выражение лица. В нем не было ни доли удивления. Оно как будто говорило: я так и думала, что произойдет что-то подобное.

— Ты заставила меня поволноваться. Какая странная история. Ну почему ты всегда… Ладно, обсудим это позже, — решительно заявила мама и осторожно похлопала Майю по руке, из которой торчали шланги от капельниц.

А потом добавила бесцветным голосом:

— Ты ведь все, что у меня есть.

Не очень-то много, судя по тону, подумала Майя.

— Спасибо, мама, — сказала она. — Я тебе потом все расскажу. Будь добра, окажи мне услугу. Я хочу, чтобы ты кое-кому позвонила от моего имени.

Бекке примчался в больницу тем же вечером. Лицо совершенно открытое, обнаженное, как будто вся защита, все напускное отпало, осталась только близость, любовь, которой просто светились его глаза. Грусть и благодарность в одном взгляде, Майю тронуло то, что это было видно настолько отчетливо, тронуло и немного смутило, она никогда раньше не принимала столько любви. И уж тем более не испытывала.

Точно не испытывала?

А что она делала?

— Я прямо не знал, что думать, когда ты не ответила, — сказал Бекке. — Решил, может, ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Прости меня.

На следующий день, когда Майя почувствовала себя бодрее, пришли Роберт и Лия с Вильготом, в палате они застали и Майину маму, и Бекке. Первоначальная тревога сменилась более веселым настроением, когда стало известно, что никаких серьезных последствий для здоровья не предвидится и что братья решили не подавать на нее заявление за проникновение в дом. Но Майе было неприятно осознавать, что теперь она в долгу перед братьями.

— А что полиция говорит о комнате? — спросила Лия, когда они с Майей остались вдвоем.

Они только что полакомились мясным рагу, которое Лия принесла с собой, поскольку знала, что Майя слишком разборчива, чтобы оценить безвкусную больничную еду.

— Ничего. Я вообще ничего не знаю об их версии. Полиция говорит, что на данном этапе не может ничего сказать.

— Помещение для репетиций, — предположила Лия. — Парни всегда могут утверждать, что оборудовали помещение для репетиций.

— У них что, музыкальная группа? — сказала Майя. — Или они ставят пьесы Шекспира? — добавила она с иронией.

— Ну, откуда мы знаем. Может быть, как раз собирались начать.

— А матрас? И плюшевый мишка. Одеяло.

— Могли лежать там случайно.

— Случайно? По-моему, ты в это веришь не больше, чем я.

— А что, это имеет значение? Ты по-прежнему подозреваешь, что братья похитили Адама? Почему же его не оказалось в подвале, когда ты туда зашла?

Майя пожала плечами.

— Возможно, они его куда-то увезли, когда я начала там шастать.

— Вот как. А детские вещи оставили, вместо того, чтобы спрятать их поскорее, чтобы никто не заметил? Например, полиция. Или ты.

Логика Лии становилась для Майи все более трудной для понимания, она закрыла глаза и сделала вид, что задремала.

Рассуждения и споры продолжались, разговоры окружали Майю со всех сторон: сверху, снизу и вокруг; она с облегчением констатировала, что ей не обязательно быть инициатором, да и вообще вникать в обсуждение. Никто не удивлялся, что у нее периодически мутится сознание. Все думали, что она истощена до предела, любой бы на ее месте время от времени проваливался в забытье.

В действительности дело было совсем в другом, в невысказанном. Она по-прежнему одной ногой находилась в реальности, которую недавно покинула, в той, в которой оказалась под конец своего заточения. Возможно, это была смерть. Или рай? Или же — вопрос, который диктовало ей тело, но который еще не был сформулирован в сознании, — это одно и то же?

В какой-то момент, наверное, когда некоторые органы стали давать сбой, она потеряла сознание. И только когда ее нашли и привели в чувство, она осознала, что это была скорее не потеря сознания, а его трансформация. Она вспомнила, что в детстве один раз уже испытывала то же странное чувство, когда лежала в больнице с сепсисом.

Возвращение в собственное тело было сопряжено с ощущением тесноты, когда что-то бесконечно большое стискивают в маленький кармашек. Перенос из безымянной вечности в действительность, управляемую тяжелым временем. Как будто все, что она когда-либо читала о просветлении духа и буддистской мудрости сжалось до побледневших букв на бумаге.

Словно стало окончательно ясно, что никто никогда не сможет это описать — что значит быть человеком, нести в себе тайну из света и пространства.

«Подумать только, ведь смерть была так близко», — размышляла Майя. Ей чуть не удалось отпустить свое маленькое «я» и прикоснуться к сокровищу, скрытому за нашей земной жизнью, которое пока не может принадлежать ей полностью.

Потому что она, по всей видимости, вернулась.

И теперь остается только распорядиться жизнью наилучшим образом. Внутри Майи звенели слова, которые она где-то прочитала и не могла вспомнить где.

Смерть очистит все, что не является тобой.

Смерть очистит все, что не является тобой.

В ту ночь, когда посетители разошлись и комнату освещали лишь лампочки беспрерывно пикающих аппаратов, она проснулась, охваченная страхом.