Книга Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить - Фрэнк Фаранда

Слушая, я гадал, было ли это просто шалостью любящего игры брата или бессознательным актом гневного брата, давно уставшего всякий раз жертвовать ради нее своими потребностями.

Рассказав мне эту историю, Боб замолчал. Через несколько минут я спросил, что он чувствует, и он ответил – ничего. Он очень давно не думал о сестре. Я спросил, жива ли она, и услышал: «Нет, она умерла». «Когда?» – продолжил я. «Точно не помню. Я потерял контакт с ней вскоре после случая с мячом». «Вот как, – заинтересовался я, – что же произошло дальше?» «Ее отвезли в особое место для детей-аутистов. Я только один раз видел ее там», – поведал Боб. Он смолк, и от его вида у меня на глаза навернулись слезы. «Знаете, пока я не начал работать с аффирмациями, сестра преследовала меня. Чувство вины. Теперь я понимаю, что она, наверное, была здесь, чтобы научить меня чему-то. Дикая мысль, но я очень долго думал, что все началось с того моего пинка».

«Что началось?» – уточнил я. Он ответил: «Что я все теряю». Я слушал его рассказ, и фрагменты мозаики стали собираться воедино у меня в голове. Боб потерял не только дом и богатство, среди которых жил маленьким ребенком, но и сестру. А как же тот пинок? Гнев, который им двигал? Наконец, был еще и этот сон.

Наверное, многие из вас узнали фильм, ассоциировавшийся у Бобби с его сном, – это «Белая горячка» с Джеймсом Кэгни, а вовсе не с Грегори Пеком. Главный герой Артур Коди по кличке Джаррет – гангстер-социопат, не имеющий ничего общего с образами Грегори Пека, которого все мы, наверное, связываем с Аттикусом Финчем из «Убить пересмешника». В «Белой горячке» героя Джеймса Кэгни делает инфантильным его давящая мать, которая однажды произносит тост за то, что когда-нибудь ее сын окажется на вершине мира. История заканчивается полицейской погоней и фигурой Кэгни на огромном газовом резервуаре, который он сам и подрывает. Взлетая в пламени, он кричит: «Вершина мира, ма!»

К сожалению, у меня было мало времени на то, чтобы обсудить с Бобом его сон. Он хотел сменить тему разговора, так мы и сделали. Вместо этого он рассказал мне о своем новом деловом начинании и о собственном восторге. Как я ни старался слушать внимательно, перед глазами у меня стояло лишь одно – бедный шестилетний мальчик, который «заставил свою сестру уехать».

Во время этого сеанса Боб подтвердил, что действительно завершает терапию. Он отстаивал свое решение: «Я знаю, вы, должно быть, думаете, это из-за того, что я чего-то избегаю, но нет. Мне лучше, правда». Казалось, он пытается убедить кого-то – меня, себя? Дальше он сказал: «У меня новый бизнес, и я по-настоящему благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Просто мне это больше не нужно».

Вероятно, воодушевленный своими надеждами на будущее, Боб более подробно описал мне свой бизнес-план. Очевидно, к нему обратился человек, знающий иностранных инвесторов, которые желали вложиться в покупку недвижимости. Они хотели, чтобы Боб создал компанию, позволяющую им оставаться в тени и поддерживать сложный финансовый «трубопровод» для вывода их прибыли из страны. Боб был бы подставным лицом. «Красота идеи», сказал он мне, открылась ему во вспышке Воображения. У Боба была идея, которую он пока мысленно развивал: в районах, где живут люди с низким доходом, покупать собственность, сдаваемую в аренду. Ее можно брать почти даром и после недорогого ремонта делать пригодной для проживания. На этом, заявил Боб, он будет «грести деньги», бóльшие, чем можно было бы получить от этого жилья иными способами.

Я спросил Боба, как воображение рисует ему занятие таким бизнесом, и он посмотрел на меня недоуменно: «Не знаю, но кто бы мог подумать, что я стану королем трущоб?» Тут он, похоже, спохватился: «Но я буду добрым королем. Самым лучшим. Я буду помогать людям обрести дом».

Затем Боб взглянул на часы и предложил: «Может, закончим на этом?» «Конечно, – ответил я, – почему бы нет».

Сказать, что я был удивлен поворотом дел на последнем сеансе Боба, значит ничего не сказать. Хотя я уже догадывался, что что-то в его предшествующих отношениях с сестрой удерживало его от терапии, я был искренне ошеломлен его историей, бизнес-планами в области недвижимости и, самое главное, сном.

Хотя сны не преподносят нам в открытую смыслов или руководства к действию, я считаю их довольно важными для своей работы с пациентами. Мне кажется, сны – это возможность взглянуть на работу Воображающего ума. Именно с этим аспектом ума мы знакомимся в этой книге – он безостановочно работает «этажом ниже» нашего сознания, когда мы бодрствуем, и это в его глубины мы погружаемся во сне. Это продуктивная, решающая проблемы и креативная наша часть. Хотя мы узнали, что эта часть жизненно важна для нашего благополучия, мы часто не обращаем на нее внимания. Сны, по-моему, дают сознательному «я» сновидца возможность вступить в целительный диалог со своим Воображающим бессознательным.

Точно узнать, что «означает» конкретный сон, невозможно. Метафорический язык снов требует воспринимать их скорее как истории или сказки, чем как конкретные сообщения. Образы и отношения, возникающие в снах, могут иметь общий смысл для многих из нас как представителей биологического вида или членов общества, но их ценность лично для каждого постижима лишь через субъективный опыт.

К сожалению, в случае с Бобом у меня почти не было возможности исследовать образы и динамику его сна, потому что он ушел неожиданно. Однако из контекста его жизни и его ограниченных ассоциаций со сном я с высокой долей вероятности предположил, что это сон о его отношении к психотерапии, к тому, что его пугало, и о сложности его отношения к этим проблемам.

Сон кажется историей о том, что случилось, когда он пытался получить психотерапевтическую помощь. Он заблудился (пропущенный сеанс), очутился в «плохом» районе (болезненные эмоциональные воспоминания) и получил неверный совет о том, как добраться до работы по исцелению (из книги?). Вместо того чтобы пойти на психотерапию, где ему пришлось бы прорабатывать болезненные переживания, Боб оказался в лифте, пытаясь попасть на верхний этаж (обходной духовный путь[126]). Однако всегда оказывалось еще более высокое место, куда следует двигаться, еще одна кнопка, которую нужно нажать (над любым состоянием есть более светлое и яркое). Боб так и не попал на терапию, взамен обретя удовлетворение в чувстве, что он поднялся надо всем миром (нарциссическая инфляция – опьянение светом).

Ассоциация Боба с «вершиной мира» имеет колоссальное значение. Его воспоминание о фильме «Белая горячка» устанавливает временной контекст сна – дни незадолго до «потери всего», когда он был маленьким. Представляется важным и то, что он неверно запомнил исполнителя главной роли. Вместо Джеймса Кэгни Бобу вспоминался Грегори Пек. На мой взгляд, это похоже на отрицание. Грегори Пек воспринимается как носитель глубокой нравственности. Напротив, Кэгни выглядит и ведет себя как злодей. По-моему, здесь подразумевается, что Бобу хотелось бы превратить свое хищническое предприятие в нечто более благородное.